усадеб, мимо яблоневых и вишневых садов… Да-а… как во сне все.
Подойдя к каменной крепости – детинцу, – снова миновали ворота, оказавшись на Софийской площади, у главной городской церкви. Михаил смутно припоминал, что, кажется, здесь собиралось вече… или – на Ярославовом дворище? А черт его, сейчас и не вспомнить, да и не вспоминается что-то… Нет, ну… Не может быть!!!
Князь между тем обнимался с какими-то богато одетыми людьми.
– Вишь, тот, дородный – посадник, Степан Твердиславич, – негромко пояснял Сбыслав. – Рядом с ним – бояре именитые – Онциферовичи, Михалковичи… В клобуке – Спиридон-владыко… А вон и батюшко мой, Якун-тысяцкий! Эх, друже, сейчас вот помолимся, да гульнем! Три дня гулеванить будем.
Михаил рассеянно расхохотался:
– Ну, это запросто…
Не может такого быть! Быть не может! Но вот есть же! Князь Александр, посадник, бояре, архиепископ, народ весь этот ликующий – толпа целая… Есть! И все настоящие, живые – потрогать можно. Да и не потрогать – от стоящего рядом парня так несло чесноком и навозом… Хоть затыкай ноздри!
– Слава благоверному князю!
– Новгороду Великому, Святой Софии слава!
После общего моления, участники похода наконец стали расходиться. Улучив момент, Сбыслав подвел нового приятеля к отцу, поклонился:
– От, батюшка, друг мой – не он бы, так, может, не стоял б язм сейцас пред тобою!
Михаил тоже поклонился, приложив руку к груди. Вышло довольно неуклюже, но тысяцкий Якун, похоже, не обиделся. Ну еще бы!
– Рад, рад гостю. Откель сам?
– С Заволочья, своеземец, – отозвался за Мишу Сбыслав.
Тысяцкий расхохотался, пригладил окладистую бороду:
– Знаем, знаем, какие в Заволочье своеземцы! Всего и землицы – что вокруг избы: сами пашем, сами сеем, что спроворим – то едим.
– Вот-вот, – Сбыслав обнял Михаила за плечи. – Мыслю, он бы и у нас неплохо прижился. Воин умелый! Хоробр!
– У нас? – Якун пожевал губами и внимательно посмотрел гостю в глаза. – Поглядим. Поговорим вечерком. Я тут посейчас задержусь, с князем да господою, а вы на усадьбу езжайте. Там уж столы накрывают.
– Вот это хорошо, что столы! – Сбыслав радостно потер руки и с силой ударил Мишу в плечо. – Ну что, друже?! Пировать едем! Эй, слуги… давай сюда жеребца того, белого… Поскакали, дружище!
Легко сказать – поскакали… Миша едва из седла не вылетел, хотя конек и казался смирным. Хорошо, хоть года два назад пару раз посидел в седле… кое-что помнил… но плохо. Ехал, скукожившись, по сторонам не глядя – как бы с седла не упасть, не убиться…
Не убился… Ну, слава тебе, Господи!
Огороженная нехилым частоколом усадьба тысяцкого Якуна занимала обширное пространство на перекрестье двух улиц и, кроме трехэтажного господского дома и обширного двора с различного рода постройками, имела еще и сад-огород, и выпас, на котором паслось целое коровье стадо. Богато жил Якун, что и говорить, не всякий боярин такую усадебку мог себе позволить, не всякий… Однако
