квартал, посматривая на вывески. Перед пирожковой он остановился, вздохнул и вошел. Вчера вечером, перед сном, вторым его твердым решением было есть два раза в день.
Продавщицы не было, и образовавшаяся очередь тихо роптала. Активнее всех была женщина, стоящая перед Валерой. У нее были ярко накрашенные губы очень резких очертаний. Валера почему-то решил, что губы красили так в середине сороковых, что эта женщина была, видимо, красива и пользовалась успехом, и что вот уже лет пятнадцать живет воспоминаниями о прошлом. Может быть, тогда ее покинул муж, и она с тех пор каждое утро смотрит в зеркало и не может понять, почему, с такими губами и глазами под Целиковскую, она была отвергнута, и кем? Человеком, который ее не стоил, но которому она мстит вот уже пятнадцать лет одним сортом помады.
– Мало того, что за дефицитом стоишь часами, – говорила эта женщина громко, – так и здесь изволь ждать эти… пирожки! – отчеканила она, и в голосе ее было такое бешенство и столько решимости скандалить, что Валера испугался и позавидовал ей.
– Что вы кричите, – продавщица вошла с полным подносом пирожков. Рукава ее халата были аккуратно подвернуты за локоть, талию стягивал белый передник, а верхняя пуговица так же аккуратно была отстегнута, открывая прекрасно сохранившийся загар шеи и начала грудей. На правой руке продавщицы, на ее безымянном пальце, сверкало широкое золотое кольцо.
– Я и не думаю кричать… – начала женщина, но продавщица, не слушая ее, улыбнулась очереди и сказала:
– Заказывайте, пожалуйста.
– …Товар принимают до начала работы, – продолжала женщина крепнущим голосом, – а когда предприятие открыто, будьте любезны, быть на рабочем месте!
Лицо ее покраснело, покрылось пятнами, и теперь уже нельзя было представить, что когда-то оно было красиво. Продавщица скользнула по ней насмешливым взглядом, но ничего не ответила, ловко орудуя щипцами, кранами, быстро отсчитывая сдачу.
– …Из-за одного человека десять теряют время…
Это напоминало шахматную партию. Женщина, не считаясь с жертвами, вызывала продавщицу на открытую игру, а та хладнокровно принимала их, и позиция ее была неприступной. Когда они встретились лицом к лицу и женщина сказала:
– Два с мясом и кофе, – и добавила: – У вас нет чуткости, вам нельзя работать в обслуживании, – продавщица ослепительно и нагло улыбнулась ей в ответ своими ровными, сверкающими зубами.
И ничего не произошло.
Женщина с накрашенными губами, как подумал Валера – прибитая и жалкая, отошла с блюдечком за ближайший столик и продолжала бросать оттуда негодующие взгляды, а продавщица смотрела уже на него и, почти ласково улыбаясь, спросила:
– Ну?
После пирожковой Валера повеселел. И тот человечек в нем затих, с удовольствием, видимо, наблюдая, что его подопечный даже походку изменил.
Прораба на стройплощадке не было.
Валера уверенно постучал в дверь конторки и вошел.
На грязном, затоптанном
