style="font-size:15px;"> – Раньше были тайные враги народа. Их надо было раскрывать. А сейчас вы действуете в открытую. Ты повесил английский флаг. Хорошо. Допустим. А дальше что? А дальше тебе хочется принести уже ощутимый вред своей стране. Чтобы страна на опасной переправе через историческую бурную реку подломила ноги и рухнула в пропасть. Ты этого хочешь?
– Чего я сделал-то? – взволновался Петров.
– Чего? А того! Ты же прекрасно знаешь, что наш завод стоит второй год. Тут приехали товарищи из Голландии, хотят вложить в него свои гульдены! А ты срываешь переговорный процесс! Овечкой он прикидывается! Говори, зачем повесил флаг и скройся с глаз моих!
– Ну, повесил и повесил… – Петров заметно сбавил тон, директор испугал его какой-то старой, многовековой, но до сих пор безупречно действующей дубиной. – Надо – так сниму. Снять, что ли?
– Никто тебя не заставляет снимать! Больше того, ты не смей его снимать, пока здесь голландцы! Ишь ты, что придумал: снять английский флаг, чтобы завтра меня по телевиденью размазали!
– Ну, хорошо, – сказал Петров кротко. – Не буду снимать.
– Иди отсюда! – приказал директор и с улыбкой повернулся к голландцам. У тех на лицах была полная информация о положении дел с правами человека в России. Директор как будто ударился лбом о голландские лица.
– А ну вернись! – повернулся он к удаляющемуся Петрову. – Василий Парамонович, ну что ты, в самом деле? И слова тебе нельзя сказать – обиделся, надулся… Иди сюда. Вот, – директор обнял щуплого Петрова за плечи и развернул его к голландцам. – Он вам сейчас сам объяснит, зачем повесил этот проклятый флаг! И пусть только попробует не объяснить! Я его по тарелке размажу вместе с вашей Голландией! – широко улыбнулся директор, хлопнул переводчика по плечу так, что у того слетели очки и, крутя головой, пошел домой, обедать. Жена обещала солянку.
Яблоко
Это всем известно: про Ньютона и про яблоко. Такая картина: сидит Ньютон в саду под яблоней, хмурится, что-то у него в голове не срабатывает. И в это время падает яблоко. Прямо в то место. Все прекрасно срабатывает и Ньютон от неожиданности открывает закон, по которому мы до сих пор живем.
До сих пор живем! Сколько можно? Или перестала, как говорят поэты, «собственных Ньютонов земля родимая рождать?»
Нет, не перестала!
Живет этот человек в четвертом этаже, в моем доме. Фамилия, конечно, Думов. Ученый по всем статьям. И по повадкам. Пиджачок в мелу, пальцы в чернилах, словом – гений.
А что, думаю, Пантелеймон Анахоретович, чем ты хуже того садовника? Почему это ты не можешь для мирового прогресса сработать?
Вот лифт, скажем. Застревает в нем обычный человек. Он что делает? Кричит, воет, нехорошие слова на стенках пишет. А ученый? Ученый думает – а что это он так застрял неожиданно? Нет ли здесь закорюки какой, чтобы прогрессивно что-то решить?
Короче, Думов – в лифт, а я – к автомату. Р-раз! И застрял, голубчик. Тишина. Жду. Пять минут жду. Десять минут жду. Тихо. Птиц над крышами слышу, а гений мой не шелохнется. Глубокая, видно, мысль, никак до дна не осознает.
