вздохнул: не может быть!
В окно постучали: выглянул.
– Ты Сеня? – лохматый парень цыганистого типа.
– Ну.
– Парфен велел звать на халтуру.
– Я мигом! – Вскочил, как ошпаренный, опрометью на улицу.
– Ленька, – молодой человек протянул руку, которую Семен радостно потряс, – Ихтиандр уже на месте.
– Ихтиандр? Серьезно? Или кликуха?
– Имя. Дед колодцы рыл, отец колодцы рыл и он тоже колодцы роет.
– Понятно. Далеко?
– Здесь. Близко. Сам откуда?
– Уралец.
– Значит могёшь.
Земля маловишерская тяжелая, глинистая, но Семену нипочем, о Лите думает, скучает.
Время обедать настало, работники за стол уселись, он же к зазнобе помчался. Прибежал и обнял с порога:
– Соскучился, ужас! А вот как уеду, совсем помру с тоски!
– Быстрее вернешься, если жить захочешь, – засмеялась, как ручей по камешкам, у Сени сладкая дрожь по жилам.
– С Парфеном объяснился.
– Я и вижу, нос распух, глаз не видать. Дай, лед приложу.
– А, не надо! Совсем не больно. Ерунда. Мне халтуру друг подкинул, неподалеку колодец роем. Прибежал на обед, но пора идти, негоже отлынивать.
– Ой, погоди, бутерброд вынесу.
Семен кивнул. Аэлита вернулась со свертком и бутылкой молока:
– Вот, ешь на здоровье.
– По дороге стрескаю.
– Тогда дожидайся, пакет вынесу, все приличнее.
Взял пакет в руку, а от него тепло девичье к сердцу подкатило. Не удержался, обнял крепко, только ойкнула любимая, и прильнул губами к милому лицу.
– Иди.
Едва оторвался, побежал. Мужики начали работать. Семен, с набитым ртом промычал:
– Я могу внизу, в колодце, не впервой.
– Прожуй и лезь.
Все глубже Семен под землю опускается, а воды нет, небо все меньше, солнце совсем не проникает, но не сдается. Кинул Ленька веревку:
– Хва на сегодня! Шабаш! Вылазь, сибиряк. Четыре кольца утопили, здесь далёко вода, на десять-двенадцать колец обычное дело. Маракуешь? Выдюжишь двенадцать? Небо с овчинку! А?
– Выдюжу! Сколько стоит двенадцать?
– По двадцатке не меньше срубим.
– Хорошо.
– Хорошо-то хорошо. Только достань ее: тяжелая водичка, потом умытая.
– Ладно, кто сказал, что уралец боится работы?
– До завтра, брат. К девяти подгребай, не ошибешься.
Аэлита сидела у окошка, подперев щеку рукой. Увидев Семена опрометью выскочила, повисла на шее:
– Уработался?
– Ничего. Водицей умылся – заново родился. Куда пойдем?
– Ходить здесь особо некуда. Хочешь искупаться?
– Ты
