чтобы добраться до морга, увидеть, как с лица убирают простыню, и сказать: да, это она? Джулия же не из тех, кому захочется побыть рядом с ней, взять за руку, погладить, как это сделала бы я.
В морг надо было ехать мне, но меня не пустили.
Я не могу даже слушать музыку, потому что теперь все обретает какой-то другой смысл, которого я раньше не замечала, и становится совсем тяжело. Не хочу все время плакать – от этого заболят грудь и горло, а хуже всего то, что никто не придет на помощь. Просто некому прийти. Я лежала на кровати и курила одну сигарету за другой, пока не услышала, как открылась входная дверь.
Она не стала меня звать. Захлопала на кухне дверцами шкафов, загремела кастрюлями и сковородками. Я ждала, что она поднимется ко мне, но в конце концов ждать мне надоело, от сигарет уже тошнило, и, почувствовав сильный голод, я спустилась сама.
Она стояла у плиты и что-то помешивала, потом повернулась и, увидев меня, вздрогнула от неожиданности. Но это был не невольный испуг – на ее лице застыл страх.
– Лина, – сказала она. – Как ты?
– Ты ее видела? – спросила я.
Она кивнула и опустила глаза.
– Она выглядела… нормально.
– Это хорошо. Мне не хочется думать, что она…
– Нет, нет. Она не была… искалечена.
Она повернулась к плите.
– Ты любишь спагетти по-болонски? Я… я как раз их готовлю.
Я их люблю, но признаваться в этом мне не хотелось, и я промолчала. А вместо это спросила:
– А зачем ты солгала полиции?
Она резко обернулась, роняя на пол капли красного соуса с деревянной ложки.
– Ты о чем, Лина? Я не лгала…
– Лгала! Ты сказала, что давно не говорила с мамой, что вы не общались много лет…
– Так и есть.
Ее лицо и шея стали пунцовыми, а уголки рта опустились вниз, как у клоуна. И я поняла, что имела в виду мама, говоря о ее неприятной внешности.
– Я с ней ни разу толком не разговаривала с тех пор, как…
– Но она тебе постоянно звонила.
– Не постоянно. Изредка. И в любом случае, мы не разговаривали.
– Да, она рассказывала, что ты отказывалась с ней общаться, как бы она ни старалась.
– Все не так просто, как тебе кажется, Лина.
– И в чем тут сложность? – взорвалась я. – В чем?!
Она отвернулась.
– Это ты во всем виновата.
Она положила ложку и сделала пару шагов мне навстречу. Руки она держала на бедрах, а на ее лице появилось выражение, с каким учителя отчитывают учеников за плохое поведение.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она. – В чем я виновата?
– Она хотела с тобой поговорить, ты была ей нужна…
– Я никогда не была ей нужна. Я никогда не была нужна Нел.
– Она была несчастна! –
