и даже полезное зло среди коренного финского населения – malum necessarum.
– Так они смышленее, способнее финнов?
– М-да, предприимчивее: есть между ними и мелкие торговцы, и огородники… А Смольна вон вся заселена русскими смолокурами. Но прошу извинения, mein Herr, мне время дорого. Carpe diem. Пользуйся днем.
И, слегка коснувшись рукой края шляпы, коммерции советник с высокоподнятой головой, неспешным шагом направился к «Морской чайке».
– Туда же ведь – сыплет латынью, как золотыми, золотой мешок! – усмехнулся Иван Петрович, провожая удаляющегося глазами. – А как я, право, рад, что встречусь здесь опять с земляками…
– Ты, сударь, и то расспросами своими об них чуть не выдал себя этой жар-птице, – предупредил калмык. – Того гляди, встретясь с русским, ляпнешь еще по-нашему… Лучше бы и нам с тобой говорить всегда по-французски.
– На улице – можно. Eh bien, mon cher… Продолжая разговор уже на французском языке, они берегом Охты скоро вышли на базарную площадь, находившуюся на том самом месте, где теперь стоит церковь Святого Духа. Около нагруженных разными деревенскими продуктами телег и таратаек лениво слонялись хозяева – чухна, попыхивая из своих коротких «пипок»; а на голой земле группами прикорнули босоногие, в пестрых, бьющих в глаза цветов национальных плахтах торговки-чухонки с полными корзинами яиц, масляными кадушками и молочными кувшинами. В ожидании покупателей они без умолка так громогласно на всю площадь тараторили меж собой на своем негармоничном языке, что Лукашка не утерпел передразнить их и загоготал по-гусиному. Обиженные торговки загоготали теперь уже на самого шутника, но в то же время позади наших путников раздался громкий одобрительный смех. Они оглянулись.
Смеялся стоявший тут же с ручной тележкой продавец яблок. Типичные с окладистой бородой великорусские черты лица, а главное – задушевный смех не оставляли сомнения, что это кровный русак. От его добродушной веселости веяло чем-то таким родным, что Спафариев не мог удержаться – подошел к торговцу с вопросом:
– Русский?
Из осторожности он произнес одно только это слово, но по чистому московскому выговору русское ухо тотчас признало в нем своего. Лицо продавца просияло.
– А сам ты, батюшка, тоже русский? Не купишь ли яблочков? Отборные! С маленьким кваском, но сочные, так что слюнки потекут! Откушай-ка штучку. Не бойсь, сударик, ничего с тебя за то не возьму.
– Qu'est cе que cela veut dire?[9] – поспешил по-французски вмешаться Лукашка и подмигнул своему господину на тот край площади.
В самом деле, от моста через Охту приближался к ним, звеня саблей и шпорами, вчерашний знакомец, майор фон Конов.
– Ба! Маркиз Ламбаль! – говорил толстяк-майор, отдуваясь и с такой силой потрясая руку маркиза, точно хотел ее выдернуть из плеча. – Очень, очень рад! Что это вы – к яблокам прицениваетесь?
– Хочу прицениться, да вот не разберу, что он говорит такое?
– А вам сколько штук? Десяток?
– Нет,
Что это значит?
