остатки муската себе в пасть. Как будто бежал изо всех сил к своему прошлому.
Бежал и боялся опоздать.
Отставив пустой бокал, он откинулся на спинку кресла и снова принялся пожирать меня глазами, – как и тогда, в филармонии. Вот тут-то я и поняла, что его блеклые эстонские очи вступили в явное противоречие с его таким же блеклым умишком: «jaa, jaa, jaa[9]» – нашептывали очи. «Mitte, mitte, mitte[10]» – настаивал умишко.
«Нет. Этого не может быть».
Необычайным усилием воли Олев Киви шуганул распоясавшийся организм. И снова обратился ко мне.
– Я видел вас в филармонии сегодня, – пролепетал он. – Ведь это были вы?
– Неужели вы в состоянии рассматривать зал во время концерта? – уклонилась от прямого ответа я.
– Все не так… – он пощелкал пальцами, подбирая выражение. – Я увидел вас, потому что… потому что хотел увидеть…
Не закончив, он снова потянулся к спасительной «Миральве» (заказанной, между прочим, на наши со Стасом денежки) и снова опрокинул в себя бокал.
– То место, на котором вы сидели…
– Я всегда заказываю билеты именно на него, – я понимала подвыпившего виолончелиста с полуслова, Стас мог быть мной доволен.
– Maania,[11] – жалобно пробормотал он.
Полностью с тобой согласна, дорогой мой.
– Вы что-то сказали? – участливо спросила я и положила руку ему на рукав.
Перстень, болтавшийся у меня на пальце, по-змеиному изогнулся и выскочил – камнем на поверхность. Симпатичным, но самым обыкновенным камнем, хрестоматийным и не слишком чистым изумрудиком, к тому же довольно небрежно ограненным. Но его чудесное возникновение из недр тыльной стороны безымянного, произвело фурор. Даже известие о штурме таллиннской ратуши русским спецназом (куда только смотрит НАТО?!!!) было бы встречено эстонцем с меньшим волнением. Он совсем непочтительно перехватил мою руку и едва не сорвал перстень.
Воздуха ему явно не хватало.
– Откуда это у вас? – Киви едва шевелил посиневшими губами.
– Семейная реликвия, – я четко следовала дремовским инструкциям. – Подарок матери. Отпустите, пожалуйста. Вы делаете мне больно…
Его отчаянные, ополоумевшие пальцы слегка ослабили хватку.
– Maania, – снова повторил он. – Как вас зовут, вы сказали?
– Варвара. Варя.
Совсем не то, что он жаждал услышать.
– Это не может быть семейной реликвией, Варя. Не вашей, во всяком случае… Этот перстень я подарил своей жене.
Он осекся, и перевел взгляд с моей руки на свою. Я последовала примеру виолончелиста. На его мизинце ловко сидел перстень. Не такой же (перстень был мужским), но очень похожий. Во всяком случае, камни казались почти идентичными.
– Ей хотелось, чтобы мы всегда помнили друг о друге, – Киви понял, куда именно я смотрю.
Теперь
Jaa, jaa, jaa (
Mitte, mitte, mitte (
Maania (
