жизнь хватает. Думаю, домик на Лазурном берегу прикупить. Так, осень проводить у воды.
– Заказов много? Здесь вообще какая система? Заказы, как от колхозов через Минкульт? Мол, нам портрет Ленина в зал заседаний? Только тут через галереи – и Ленин не нужен? Так, что ли? – Пинкисевич, как всегда, хотел все упростить.
– Здесь все по-другому, Эдик. Сложная система отношений. Надо будет секретаря завести. Невозможно вот так все время самому летать на переговоры; чистая трата времени. – Гриша снова посмотрел вино на свет, покачал бокал, чтобы слегка взболтать вино и разбудить его ароматы; Пинкисевич следил за ним. Гузкин погрузил нос в бокал и понюхал анжуйское. Вино не пахло.
Луговой сказал:
– Я жду старого приятеля, вам будет любопытно с ним познакомиться.
– Не сомневаюсь. Финансист? Или писатель? От вас можно ждать чего угодно.
– Президент компании «Гвельф». Он гораздо любопытнее Жан Поля. Тверже, последовательнее. Тоже решил заняться Казахстаном. Но не бойтесь, земля большая, и ее хватит на всех.
– Меня беспокоят законы Казахстана. Какая там теперь власть?
– Конституцию свободного Казахстана писал французский министр Дюма. Она переписана с конституции Пятой республики, не волнуйтесь.
– А, вот как. Любопытно.
– Вы считаете, у второй бутылки вкус удовлетворительный?
– Да. Пожалуй, да.
– Мне пришло в голову, что они могли храниться в разных помещениях. Та, что мы пьем сейчас, лежала в правильной температуре. Они переохладили первую.
– Я уже думал об этом. Градусов на пять-шесть.
– Вот и Алан. Мы пьем бордо, ты присоединишься?
– Нет, только минеральную. С годами я стал ханжой: не понимаю, как люди могут употреблять алкоголь. Принесите «Эвиан», будьте любезны.
– Мы перейдем на французский. Вы не против, барон?
– Люблю язык Бодлера.
– Молодежь осатанела, – сказал Пинкисевич Гузкину, давясь кислым анжуйским. Есть такой пролаза Сыч, так он вообще хрен знает что делает. Я его позвал в мастерскую, показал «Серый треугольник». Работал над вещью полгода, между прочим, тонкая гамма, все на лессировках. Посвятил Малевичу.
– И что дальше? – Гузкин не любил слушать про чужое искусство.
– Он сказал, что мой серый треугольник похож на обоссаные трусы его бабушки. Морду бить? Что делать?
– Надо быть выше этого, – сказал Гузкин. – Мы занимаемся подлинным искусством, к чему реагировать на хамство?
– Но это понижает общий культурный уровень.
– Новое поколение ничем себя не проявило. Это правда.
– Нельзя допустить, чтобы у Запада создалось искаженное представление о русском искусстве.
– Надо поговорить в сведущих кругах. Расставить, так сказать, акценты, – сказал Гриша значительно.
– Понимаешь, разлетались эти сычи – и туда, и сюда; все страны этот гад уже облетал. Куда ни приеду – везде: сыч, сыч.
