он, как всегда, возникает в поле. С этого начинался каждый сон. Что было не так? То же синее небо, та же зеленая высокая трава. Не было слышно детского смеха. Не прибежал Кирилл. Лев сам отправился на поиски сына.
Тот сидел с матерью у реки. Горбовский позвал их, но жена и сын не обернулись. Нужно было спасти их, вот-вот должен был появиться вертолет. Он крикнул сильнее, ускорил шаг. Никакой реакции. Будто бы они находились в разных мирах. Мало того, сколько бы Горбовский ни шел, он не становился ближе к родным. Словно они одновременно отдалялись от него. Но две изящные спинки сидели на прежнем месте, не двигаясь.
Лев ринулся быстрее. Увеличение скорости увеличило и расстояние к цели. Будто новые пласты почвы возникали прямо из-под земли. Пространство заполнялось травой, растягиваясь, а не сокращаясь. Казалось, это длится вечность. Но послышался шум. Над горизонтом затемнело пятно, возрастая в размерах с каждой секундой. Лев закричал:
– Алена! Кирилл! Бегите! Бегите-е!
Он мчался со всех ног, он падал, он полз, поднимался и снова бежал, но не мог приблизиться к семье более чем на двадцать метров. В отличие от вертолета. Слезы катились по его щекам, зубы скрежетали. Ничего нельзя было сделать. Почему они не слышат его?
Молодая женщина и мальчик продолжали беспечно сидеть у реки до тех пор, пока стальная махина не зависла чуть в стороне от них. Горбовский упал на колени, обессилев, и закрыл мокрое лицо руками.
– Сынок… дорогая… родные мои… – шептал он на грани слышимости.
Кто-то, сидящий в кабине вертолета, в упор расстрелял двух человек, держащихся за руки, из крупнокалиберного пулемета. Очередь была длинной и пробежалась по песку, по глади реки. Горбовский прекрасно видел, как пули насквозь изрешетили тела, вырываясь из спин вместе с фонтанами крови. Инерционная сила пуль отбросила тела в воду, а Лев, рыдая, упал на бок и утонул в траве.
Тут он проснулся. Как всегда, было самое время вставать на работу. Потребовалось немало, чтобы отойти ото сна. Через час он уже был в лаборатории. Коротко пообщавшись с коллегами, он раздражился от их взбудораженности и ушел проводить диагностику хранилища. Льву Семеновичу очень не нравилась особенная воодушевленность Гордеева и Гаева, а также вопрошающие взгляды Юрка Андреевича. Причиной этого ажиотажа была Спицына и ее первый день на практике.
Наслышанные о том, как прошла комиссия, Слава и Саша жаждали увидеть ту умницу, что довела каменного Горбовского до трещины, заставив его капитулировать. Все утро они только об этом и разговаривали, будто позабыв о своих важнейших обязанностях, да еще и успели посетить другие отделы, поднять волнение там. Улей НИИ был растревожен. Крамарь и Зиненко все еще не теряли надежды переманить студентку к себе, а потому стерегли момент, когда она появится, чтобы перехватить ее и использовать случай.
– Горбовский у нас сегодня поистине лев – угрюмый, мрачный и величественный, – услышал Лев Семенович снаружи, копаясь в хранилище. Дверь была приоткрыта.
– Все
