слева. Громко, не заботясь о том, чтобы искать звонок.
Шорох за спиной повторился, сопровождаемый тихим протяжным стоном. Одновременно усилился смрад, мгновенно забивая ноздри носочной вонью.
А потом Вадим, застывший у двери квартиры, отчетливо услышал мокрое, хлюпающеескольжениеза спиной. И снова стон, протяжный, задыхающийся, полный муки и… жажды.
Он неистово заколотил в дверь. В эту секунду он совершенно не думал о том, правильная ли это квартира. Быть может, там и вовсе никого нет! Может во всем этом доме никого нет!!! Кольцов соврал, пошутил проклятый Гаргарот! Все это шутка, скольжение и бульканье ближе, ближе, и смрад, заползающий в легкие, шутка и только! Испытание, верно? Ему полагается повернуться и встретить это… этого шутника лицом к лицу и все!
Ближе, еще ближе.
– Юрий Владимирович!!! – завизжал он. Голос отразился от стен и вернулся искаженным, как плохая граммофонная запись, – Юрий…
Дверь соседней квартиры распахнулась, выпустив сноп желтого электрического света. На пороге в затрапезном домашнем халате стоял Кольцов. Из-за его плеча озадаченно выглядывала полная женщина средних лет.
– Я же сказал номер квартиры, Вадик, – сквозь зубы презрительно процедил Кольцов, – ты мне всех соседей разбудишь!
– Добрый вечер, – нелепо произнес Вадим. Он отошел от соседской двери и, не удержавшись, оглянулся за спину.
На полу лежало чье-то старое пальто. На нем уютно устроилась пегая тощая кошка – она смерила Вадима высокомерным взглядом и, задрав заднюю лапу, принялась лизать собственную промежность.
Складки пальто зашевелились, и на Вадима уставилась еще одна пара глаз, принадлежащая облезлому болезненному котенку.
– Дети подкинули, – беззаботно пояснил Кольцов, – мы подкармливаем по мере сил. По уму, надо бы выбросить на улицу, но жалко… Жалко.
Он посмотрел на Вадима с подозрением.
– Может, зайдешь, Вадик?
Вадим только кивнул, Кольцов посторонился, и он прошел мимо него в квартиру.
Дверь захлопнулась, погрузив коридор во мрак.
В темноте раздался тихий, протяжный стон. Пегая кошка зашипела ощерившись и ухватив котенка за шкирку, прижала его худое тельце к себе.
В тесном коридоре двоим было не развернуться. Кольцов, пропустив Вадима вперед, оказался прижатым дверью к стенной вешалке, на которой висели какие-то древние зимние куртки и набитые невесть чем кульки. Над головой низко нависали открытые антресоли и полки для головных уборов, угрожающе кренящиеся под весом огромного количества шапок, шляп и шарфов. Наклеенные в допотопные времена обои, когда-то изображавшие каменную кладку, прорвались во множестве мест, а под потолком так и вовсе отошли, обнажая болезненно – жёлтую, бугристую штукатурку. Рядом с вешалкой на стене висело простое прямоугольное зеркало без рамы. По верхнему краю стекла медленно текла муравьиная река.
Вадим
