вступила в разговор мать.
– Мама… Благими намерениями вымощена дорога в ад. Все решается на сцене? Решается там, где решают. – Матильда метнула карту.
– Это знает любая кордебалетная: чтобы продвинуться, надо иметь связи и покровителя… И прекрасно это делается, что мы, не знаем? Фамилии назвать? – вспыхнула Юлия.
– Чем отличается кошка от собаки? – спросила Матильда. – Тем, что она сумела себя поставить… Если сама себя ценить не будешь…
– Мне решительно не нравятся эти разговоры, – вспыхнул отец. – Ты сначала закончи школу, а уж потом нам, прожившим жизнь, будешь преподносить трактаты. К слову сказать, преглупые и мало приличные. Эка удивила… Трудиться надо, в поте лица. Успех сам собой и придет.
– Само собой ничего не придет. Сам себя не похвалишь…
– Уж не собираешься ли ты заняться рекламой собственной персоны со школьной скамьи? – осторожно пошутил отец.
– Потом поздно будет, – серьезно ответила Матильда.
– Прекрасный ответ. Может, начать с вывесок и афиш, подобных тем, что на Невском проспекте мелькают на омнибусах?
– Я подумаю, папа, – холодно проговорила Матильда. – Для начала и это неплохо, но вы еще вспомните этот разговор, когда мое имя и фотографии будут впечатаны в почтовые открытки. – Матильда раскрыла карты. – Вот и карты говорят, что имя мое будут помнить и через сто, и двести лет.
– Матрешка! Ты уже бредишь своими амбициями и картами. Совсем цыганкой базарной становишься!
– А что? Сестра твоя и личиком похожа на цыганку, – усмехнулась мать в лицо разгневанной Юлии.
– Я похожа на Марину Мнишек, – угрюмо пробормотала Матильда.
– И вправду, в школе ее так называют, – кивнула головой Юлия.
– Если бы еще кто из этих дур набитых знал, кто такая Марина Мнишек, – хохотнул Иосиф и подкрутил свои щеголеватые усы.
Смелые суждения младшей сестры о балетных спектаклях и танцовщицах Юлию сильно раздражали. Ее удивляло, что Матильда со своим крохотным ростом и толстыми ногами вела себя так, будто ей не было равных. Конечно, личико у Матрешки очень красивое, да и осиная талия с пышной грудью делали свое дело, в пикантности ей не откажешь. Но то, что хорошо было бы для парижских кабаре, то, мягко говоря, не идеально для Мариинского театра. Юлии было гораздо больше отпущено Богом для классического балета, но она уже пятый сезон прокисала. Правда, Юлия видела в классе, с каким звериным упорством может трудиться Матильда, – ее мощная техника не с неба упала. Младшая сестра могла такое проделать, что и не всем в театре удавалось. Пыталась крутить фуэте – правда, коряво, но с таким напором и форсом… Прыжка от природы не было, но Матильда выработала только ей присущий способ задерживаться в воздухе, и этот пробел как-то скрадывался. И хоть она говорит, что не все решается в классе, сама не выходит из него часами. Железный характер и недюжинный ум – а ведь Матильда, еще, в сущности, ребенок. Который раз Юлия убеждалась, что беда ее в том, что нет у нее таких
