та с невыразимой печалью глядела на него… Та, которая некогда занимала его ум и воображение, в которую был влюблен до беспамятства, сейчас оставляла его совершенно равнодушным. Как это случается? Отчего в душе – полная пустота? Куда это уходит? А ведь раньше каждый золотистый завиток ее волос, небесная лазурь ее чуточку раскосых глаз, ее внезапный заразительный смех, все ее существо заставляли содрогаться от нетерпения и ожидания. Ее голос преследовал его, манил и звал. Весь театр знал о его сумасшедшей любви. Дошло и до ее отца. Казалось, он разобьет свою скрипку о голову бедного Иосифа, но выяснилось, что Христиан Петрович был к нему весьма благосклонен. Иогансона даже видели за кулисами беседующим с королем мазурки Кшесинским, с которым доселе не разговаривал годами. Феликсу Ивановичу тоже нравилась Анечка Иогансон, как и всей семье Кшесинских. Тогда и предположить было трудно, что в один прекрасный день…
Во время гастролей театра в Москве Анечка позвонила одному из своих полузабытых поклонников. Не придавая этому никакого значения, от нечего делать. Завязался легкий и беспечный флирт с одним чудаковатым барчуком. По слухам, очень богатым. У его отца было несколько фабрик. Звали его ужасно смешно – Кокося. Кокося стал волочиться за Анечкой. Ничего не было, даже не целовались. Просто Анечка чуть не с пеленок была кокетлива и обожала одерживать виктории, не важно, над кем. А этот Кокося любил цирк, да и сам на клоуна был похож – длиннорукий, губастый. Смешил Анечку до коликов. Иосиф, конечно, приревновал. Уйму глупостей тогда натворил. Бросался с кулаками. Просил прощения. Стоял на коленях. Грозил удавиться. Чёрт знает что плел.
В одно время вроде наладилось. Шло уже к примирению, но тут Анечка взбрыкнула. Решила уязвить, а заодно любовь испытать. Возьми и покажи ревнивцу московский журнал. На обложке красуется Кокося. Оказывается, этот барчук среди любителей большим артистом заделался и даже обзавелся псевдонимом – Константин Сергеевич Станиславский. Вдобавок прислал письмо Анечке, где предлагал ей эпизод в пьесе, которую разыгрывает некое Общество искусства и литературы… Знаем мы, что это за общество. В общем, наломал тогда Иосиф кучу дров.
Дела давно минувших дней… Не екнуло сердце при виде Ани. Молчит.
Та же, в которую вот уже вторую неделю тайно был влюблен Иосиф, кажется, погрузилась в себя в молитвенном экстазе. Иосиф решился подойти к ней. Матильда лишь укоризненно покачала головой. Братец стал вовсе ветреником. Меняет женщин, как перчатки. Конечно, в этом повинны и женщины. Карлотта строила Иосифу глазки, а он не железный. Мольба Карлотты Брианцы к Всевышнему была проста и бесхитростна. Ей, юной итальянке из Милана, через несколько дней предстоит выйти на сцену Мариинского театра… «Всевышний, сделай так, чтобы не провалиться перед петербургской публикой. Помоги, чтобы вышла в первом акте “двоечка”, во втором шанжманчики…»
Подойдя к итальянке, Иосиф осторожно кашлянул. Карлотта, обернувшись, едва признала в нем одного из сценических кавалеров
