не писал.
«Может, оно и к лучшему. Делом надо заняться, Оленька. Готовиться к выпускным. Матильда занимается до позднего часа. Страшненькая стала. Осунулась. Глаза провалились…»
После всей этой истории дружба с Матильдой как-то разладилась. Трудно было Ольге одно время без нее, но встала между ними незримая стена. Ольга удивлялась: оказывается, в классе не любят Матильду. Девочек словно прорвало, когда они заметили трещину в старинной дружбе. Ольга и не подозревала, скольких обидела Матильда. То, что они взахлеб говорили о Кшесинской, было несправедливо! Ей даже не завидовали – ее просто не любили. Девочки могли даже признать, что Матильда приветливая, держится со всеми ровно, красивая. Всегда и взаймы даст, и разрешит подушиться своими французскими духами. И все равно не любили. Хоть тресни! Зато души не чаяли в тупице и грязнуле Хренковой. Она считалась душой класса, она была своя, а Матильда – чужая…
Как-то Ольга возвращалась в спальню из туалетной комнаты. Шла темными коридорами с огарком свечи на подставке. Пламя то и дело грозило погаснуть. На паркетном полу светилась косая тень. Слегка приоткрыта дверь балетного класса. Слышно бормотанье и плач.
– Матрешка, – с удивлением проговорила Ольга, внося зыбкий свет свечи в темный класс. – Ты плачешь?
– А ты думала, я железная?
Иосиф вместе с сестрами неспешно поднимался по заснеженным ступенькам римско-католической церкви Преображения, что на Васильевском острове. Чуть поодаль шли отец с матерью. Иосиф, оглянувшись, невольно загляделся на своего импозантного отца: тот и вне сцены выглядел величественно. Шествовал, как римский император. Многие оборачивались на семью Кшесинских. Все они были похожи на красивых гончих псов – узкие лица и живые глаза, близко поставленные к длинному носу. И еще было в их облике какое-то неуловимое превосходство, которое многих раздражало. Обывателям так и хотелось щелкнуть кого-нибудь из Кшесинских по породистому носу, хотя видимых причин не было: семья держалась не заносчиво и крайне любезно. С лиц не сходили приветливая улыбка и некое особое выражение, за которое недоброжелатели иронически окрестили Кшесинских святым семейством. Общественное мнение считало всех представителей клана коварными ханжами и хитрыми святошами. Одно слово – поляки.
…Сладковатый дым стелился над головами прихожан. Потрескивали свечи. Звуки органа настраивали на высокий лад, а ангельские голоса прошибали невольную слезу. Иосиф давно не был в костеле и сейчас жалел об этом. Усевшись с сестрами на заднюю скамью, он оглядел прихожан. Нестройное пение постепенно выравнивалось, голоса все увереннее возносили молитвы. Иосиф и раньше больше всех на свете любил свою семью, сестер, но сейчас, в эту святую ночь, захотелось обнять всех и расплакаться, не стыдясь слез. Он разглядывал цветные витражи и с трудом угадывал изображенные на них библейские сцены. Деревянные раскрашенные скульптуры неожиданно поразили его. Столько жизненной правды и глубины, казалось бы, в такой наивной архаике… Когда-то Иосиф недурно рисовал, пробовал заниматься и скульптурой. Затем увлекся игрой на мандолине, коллекционировал охотничьи ружья,
