глухой и всеми забытый закуток. Единственное окно, забитое фанерой, выходит в так называемый третий двор. Вспомнила, как тогда смеялись – отличная идея пришла Матильде в голову: затащить сюда Лихошерстову и завалить выход сломанными кроватями. Год будут искать эту злюку и не найдут.
Услышав приближающиеся шаги в коридоре, Ольга насторожилась, а затем, увидев Матильду, опять принялась плакать, да еще пуще прежнего.
– Перестань реветь… Я все знаю, – шептала Матильда, обнимая подругу.
– Ты не все знаешь… Каков оказался… Подлец!
– Хороший мальчик. Наивный, чистый…
– Просто дурак.
– Это правда. Ты что, среди балетных других встречала? Оттого у меня в школе не было ни одного романа, – по-взрослому проговорила Матильда, гладя по волосам подругу.
– Его и так в классе невзлюбили, а теперь я боюсь, что он уедет обратно к себе в Москву.
– Вот станцует па-де-труа и может катиться на все четыре стороны, – губы Матильды стали лезвием.
– Матрешка… как это у тебя язык поворачивается?
– Поворачивается… Показать? – Матильда шутливо поиграла высунутым языком и, порывисто обняв подругу, несколько раз страстно поцеловала.
– Матрешка… белены объелась. Ты же по-настоящему целовала! Теперь на шее синяк будет! А губы вспухнут.
– Ничего не будет…
– Ты, наверное, нарочно мне синяк посадила. С умыслом. Я тебя знаю.
– Просто я люблю тебя, Ольгуня. Сама себя не ценишь. Никакой гордости нет. Он слез твоих не стоит, поверь.
– Шальная ты, Матрешка… Напугала меня.
– А тебя надо разок так напугать.
– Посмотри. Не будет синяка? Этого только мне не хватало.
У Матильды в сумке оказался кусок пирога с капустой. По балетной диете – подобно самоубийству. Перед выпуском позволить себе такое! Подружки позволили. Уписывали за обе щеки. Взобравшись с ногами на подоконник, глядели во двор. Из банной трубы шел дымок.
– Ты запомни… Партнеров балетных и не очень балетных у тебя будет больше, чем этих поленьев… И что, обязательно слезы лить по каждой колобашке? И влюбляться в каждую чурку с глазами?
Ольга рассмеялась, но смех разом оборвался, когда она увидела своего долговязого, окруженного воспитанниками. По всему было видно, что они собираются избить москвича. Даже, может, из-за Ольги, за его неблаговидный поступок в церкви. Его молча и неотступно теснили к стене. Завели в глухое и укромное место. Вначале, видимо, несчастный пытался сопротивляться. Вытащил полено, размахивал им, как палицей. Но полено выбили из рук. Москвич споткнулся, выпрямился и с ужасом оглянулся. За его спиной была глухая стена… Тогда он опустил руки и покорно стал ждать избиения. На какой-то короткий миг Ольга возненавидела Матильду: та, весело щуря глаза и кровожадно
