в высшей степени прискорбно, ваше преосвященство, но я не совсем понимаю, как это связано с моей скромной персоной. – Он обезоруживающе улыбнулся и развел руками.
«Понимаешь. Все ты прекрасно понимаешь. Дурачка-то, наверное, на твое место не посадили бы. Хочешь, чтоб просили тебя, умоляли. Выше Церкви подняться хочешь…» – епископ титаническим усилием выдавил любезную улыбку.
– Ну как же, мессир академик, посудите сами. Все мы в воле Господней, не правда ли?
– Полностью с вами согласен.
– Таким образом, поскольку лекарства оказались бессильны, значит, Господь в мудрости своей видит другие пути к исцелению этого человека.
– Простите мне мое непонимание, ваше преосвященство, я, конечно, не ученый-богослов, но… Может быть, Господь желает присоединить этого человека к своему небесному воинству?
Епископ со вздохом покачал головой, как бы сожалея о той пропасти неведения, в коей пребывал его именитый собеседник.
– Э-э, ваша светлость, вот тут-то вы и не правы. Совсем не правы. Это я вам как ученый-богослов скажу. Вот, судите сами: у волшебников Дар от Бога?
– Безусловно.
– Значит, Всевышний дал его вам для каких-то своих целей?
– Совершенно верно.
– Ну вот видите. Если Волшебный Дар служит целям Всевышнего, то как вы можете утверждать, что исцеление этого необычайно важного для Папы человека не есть такая цель? А вот если и вы окажетесь бессильны, то тогда уж действительно. Тогда и я с вами соглашусь – этому человеку действительно пора присоединиться к Создателю. – Епископ сложил руки на могучей груди и с видом глубочайшего смирения устремил взор к небу. – Более того, – он заговорщицки понизил голос, наклонившись к академику и поманив его пальцем, – это личная просьба самого Папы. Понимаете? Личная. – Он перевел дух и откинулся на высокую спинку, не сводя с собеседника многозначительного взгляда. Академик вскочил и, заложив руки за спину, принялся ходить по кабинету. Епископ, повернувшись в кресле, наблюдал за ним. Казалось, внутри академика происходит молчаливая борьба. Он что-то бормотал себе под нос, порывисто взмахивал руками. Наконец он вновь сел, точнее, нырнул в кресло. Епископ снисходительно смотрел на него. «Испугался? То-то. Это тебе не фейерверки из посохов пускать. Со мной… то есть с Церковью, шутки плохи».
– Верите ли, дорогой епископ, я просто в совершеннейшей растерянности. С одной стороны, я, безусловно, преклоняюсь перед величием личности папы Урбана. Кроме того, на меня произвело огромное впечатление ваше ораторское искусство, но… – он тоже перешел на шепот, округлив глаза. – Не все так просто. У волшебства тоже есть свои законы. Я не могу просто так их нарушить…
– Личная просьба, – еще раз с нажимом повторил епископ.
– Я понимаю. Но, видите ли, вы же не можете, скажем, заставить камень падать вверх, даже если это будет личная просьба… Вы согласны?
