локоны падали до плеч, скрывая уши, и это лишь усиливало сходство. Но щегольские усики и здоровый румянец на щеках не оставляли сомнений в его человеческом происхождении. Его спутник, трусивший на пегой молодой кобылке был, скорее всего слугой молодого господина, потому что вряд ли что-то иное могло свести вместе столь разных людей. Был он высок, нескладен, на вид лет двадцати пяти, одет в простую холщовую рубаху с синей вышивкой по вороту, подпоясанную широким синим кушаком. Единственной заметной чертой его лица были широкие, сросшиеся на переносице брови, придававшие ему насупленный, угрюмый вид.
Тропа резво выскочила из леса и тотчас же нырнула в высокие, в человеческий рост, хлеба. Лето выдалось жаркое, в меру влажное. Колос стоял стеной, золотился под солнцем. Поля простирались до подножия холма. Вершина его была срезана, и на ней, отгородившись от мира темными крепостными стенами, угрюмо свернулся замок. Его крыша напоминала почерневший костлявый хребет. Замок хмуро глядел на мир темными глазницами окон. Мир ему не нравился. Впрочем, как и он миру.
Молодой человек натянул поводья статного гандского жеребца. Послушный конь стал. Спутник юноши перестал насвистывать беспечную песенку и тоже остановил свою лошадку. Молодой человек на мгновение задумался. Тонкие брови, изящный, с породистой горбинкой нос, ровная линия губ – он казался созданным для безмятежной радости в кругу верных друзей и нежных любовниц. Тревоги и печаль лишь на миг омрачали его лицо, словно тени облаков на золотой ниве, – и исчезали бесследно. Второй всадник, почувствовав одолевшие его спутника раздумья, низко загудел: «Ваша светлость, может, и правда вернемся? Бог с ним, с герцогом этим. Жили мы преспокойно без герцога и дальше проживем. А?» Ответа не последовало. «Не нравится мне все это. Вот видит бог, не нравится». Молодой человек молчал. «И чего нам в нем? Мы что, наемники какие или эти… как их… еще кто? Мы же все-таки волшебники. – Молодой человек иронически покосился на него. – То есть вы все-таки волшебник, а поскольку я ваш слуга, то значит…»
– Помалкивать и места своего не забывать, – в тон ему подсказал молодой человек.
– Так, ваша светлость, господин Альдо, я ж не о себе, я же о вас…
Волшебник повернулся в седле и попытался нахмуриться.
– Люсьен, если ты немедленно не замолчишь, я превращу тебя в сороку. Как ты думаешь, откуда берутся сороки? Только из болтливых слуг.
Люсьен запустил пятерню в волосы, стимулируя приток мыслей. Лицо его расплылось в довольной улыбке.
– А вот и нет, ваша волшебная светлость.
– Это почему же?
– Не станете вы волшебство на такую пустяковину тратить. Вам этот… как его… кодекс не дозволяет.
Волшебник улыбнулся.
– А вы пройдоха, господин Люсьен.
– Скажете тоже, какой я господин… а все-таки, ваша светлость, может быть… ну его к лешему, а?
Дорога тем временем вывела их на широкий тракт, ведущий прямиком к замку. Люсьен, видя, что хозяин непреклонен, ссутулился на своей кобылке и что-то забормотал под нос. По мере приближения замок переставал
