пытались изнасиловать, на её глазах прикончили человека. И совершил это убийство её лучший друг, который теперь, размазывая кровь убиенного по бледному лицу, целует её в мрачном переулке, рядом с ещё неостывшим трупом.
После такого немудрено слегка потерять разум!
Потому, когда до слуха Насти долетел истошный женский крик, она уже даже не удивилась.
– Убили! Убили! Помогите!
Хлопнула дверь, ведущая на лестницу для слуг, и звуки стали глуше, разносясь по всем этажам трактира.
– Уходим! – Эл, оторвавшись от Насти, увлёк её во тьму.
– Моё золото у него… – вспомнила та.
Атаман вернулся к трупу, сорвал с пояса кошель, без всякой брезгливости сунул за пазуху и потащил Настю в какую-то крысиную щель, узкую и кривую. Она бы не заметила этот лаз, даже глядя в упор.
И Настя вновь стремительно бежала сквозь ночь и темноту, почти не разбирая куда, и уж точно не понимая зачем. Если бы Эливерт не тащил её за руку, она уже давно бы заблудилась в этих незнакомых закоулках.
Всё произошедшее никак не отпускало девушку. Мысли неслись так же хаотично и бессмысленно, как она сама. Осознание только теперь достигло её разума, а вместе с ним пришли ужас и стыд. Как же можно было так вляпаться?
Что теперь будет? Она втянула всех в какие-то ужасные неприятности! Её провели как ребёнка из детсада! Внутренняя дрожь нарастала как волна цунами, грозя выплеснуться наружу банальной истерикой. Настя старалась держаться, но больше всего на свете ей хотелось разреветься на весь Ялиол.
Эливерт, наконец, вынырнул на широкую улицу, ведущую к Рыночной площади: здесь до трактира и его парадного входа было совсем недалеко. Но прежде разбойник притормозил у другого дома, где у коновязи было установлено корыто, чтобы поить лошадей. Он быстро сунул туда окровавленные руки, отмыл их, поспешно отёр лицо (на всякий случай).
– Иди сюда!
Настя шагнула к нему, послушная как марионетка, Эливерт оглядел её бегло, мокрой ладонью провёл по щеке и декольте.
– Всё, вперёд!
Вдоль позвоночника словно проскочил разряд электрического тока.
Да что же такое происходит? Она не желала помнить о том, что случилось. Она мечтала сейчас потерять память и никогда больше не вспоминать эту ночь. Но непостижимая, грозная сила, скрытая в этом по-волчьи поджаром теле, влекла непреодолимо, как тайна! И Настя не могла понять саму себя, не могла объяснить, что же такое с ней творится.
В тот миг, когда Эл убил человека, в ней не проснулось ни капли жалости…
Пускай, злодей заслуживал смерти, ведь он её ограбил, угрожал ей, посмел трогать своими грязными лапами, но она – дитя цивилизованного мира! – разве не должна была ужаснуться тому, как легко оборвал эту жалкую жизнь тот, кого она называла другом? Нормальный человек должен был отшатнуться, отвернуться прочь
