как-то неуверенно произнес начальник полковой медсанчасти, – рядовой Обиход. Этот точно отмороженный на подруге. Готовили на отправку в Брест, но вчера опять поступил из роты избитый. Молчит. Ушел в очередной отказ. Уже полгода ходит по кругу: санчасть, госпиталь, подразделение.
– Да, я знаю, – скривился, как от зубной боли, особист. – Вот что. Давай и этого за компанию с Бутом, только подштопай, приведи в вид божеский. Кстати, этих двоих – Шаматаву и, как его, – Паражнетова, тоже решено сплавить в Союз от греха подальше. Немцы настырно копают по кражам, что чревато политическими осложнениями.
Всех этих решений Вадим Бут, конечно, не знал и наслаждался, как он предполагал, последними деньками госпитальной расслабухи. Впереди была неизвестность. Скорее всего стрелковая рота с ее «через день – на ремень, через два – на службу». Но Вадим как-то успокоился, смирился, что ли. События последних недель дали возможность взглянуть на его положение в совершенно другом ракурсе. Прав был Игорь. Вадим сохранил внутреннюю свободу и уважение к самому себе, а эти принципы были не последними в его восприятии мира. Осуждал ли он Игоря за дезертирство? Скорее, нет. Чувствовал, за этим поступком друга стоит не малодушие и трусость, презираемые во всех армиях, а осознанный выбор сильного человека. Себя к таковым Вадим причислить не смел.
Большинство вокруг предполагало, что Журида поймают со дня на день и будет показательный суд, ну куда ему деться. Даже если доберется до Союза, где там не спрячешься. Во всех рассуждениях сквозило, скорее, сожаление, чем злорадство. Вадим же помалкивал в своих размышлениях. «Я свою игру играю, и играю ва-банк». Это были слова не труса, загнанного в угол, и решившегося на инстинктивный, отчаянный и обреченно-безрассудный последний бросок. У Игоря, догадывался Вадим, был план. Хорошо продуманный и подготовленный план, и он должен был сработать наверняка.
Прошло три недели пребывания в госпитале, а выписки не последовало. Озадаченный Вадим терялся в догадках. Несколько дней назад он сообщил в письме Люде, что возвращается в часть, но неизвестно в какое подразделение. А после разговора с Игорем, решился написать ей все, как есть. Как же сразу стало легко, что не надо ничего выдумывать, скрывать, притворяться. Сожалел, что не сбылась его надежда вернуться в Союз, но уверял любимую, что полон душевных сил выдержать эти полтора года, лишь бы она ждала его. Ответа пока не было.
Как-то в один из однообразных дней Вадим заметил въехавший в ворота госпиталя полковой санитарный «УАЗик». Сердце екнуло: «Это за мной!» Дверь машины отворилась, и в проеме показалась сутулая фигура… Валентина Обихода. Он вытащил из «УАЗика» два туго набитых вещмешка и направился следом за начальником медсанчасти, оглядываясь по сторонам, как будто высматривал кого-то. Надеясь перекинуться хоть парой фраз с хорошим знакомым, Вадим бросился в приемное отделение.
– И я должен таскать твои манатки, – вместо приветствия улыбнулся Обиход опешившему Вадиму. – Прикинь, парадную форму заставили скатать в рулон и втиснуть в вещмешки. На свой сидор.
