по всему лагерю один Бог знает столько постов, всем пожрать разнести мы с ног собьемся. Поэтому нам помогает вся эта мелюзга, что тянется в сопровождении. Это сам лорд Китченер распорядился. И правильно, нечего им прохлаждаться, харчи зря переводить. Но им и в радость, точно говорю, с солдатней-то лясы поточить. А к палатке Торна жратву относила эта… как ее… Дэрби. Да, Дэрби, точно говорю. Рыжая такая, в веснушках, майора Хикмана младшая. А старшая-то о-го-го красотка, тоже рыжая, и вся такая… ну, знаете. А Дэрби, да, она вот только сейчас здесь была, ага-ага, точно говорю, потащила котелок на канонерские лодки. Знаете, где это?
Бродвуд знал. Капитан Эндрю Кларксон, командовавший канонерками, не далее как неделю назад настоял на том, чтобы они с Бродвудом совершили прогулку к его «красоткам» и осмотрели все их выдающиеся «прелести». Кларксон вполне справедливо гордился своими лодками и демонстрировал их каждому, кто проявлял к ним малейший интерес.
Избавившись от болтливого паренька, уже вознамерившегося доложить еще какие-то подробности о семействе майора Хикмана, в особенности выложить ряд сплетен о его старшей дочери, Бродвуд отправился к выдыхающему лазурь и серебро Нилу, ощетинившемуся мачтами и паровыми трубами. Чтобы выйти к причалу, где были пришвартованы канонерские лодки, полковнику необходимо было пересечь чуть не весь лагерь: сперва продвигаться по рядам белоснежных палаток британских дивизий, затем, обогнув возвышенность, на которой громоздилась огромная штабная палатка, некоторое время дрейфовать между сооруженными из одеял и парусины укрытиями египетских войск, и, в конце концов, уже у самого берега великой реки пройти под тентами многочисленных доков и мастерских.
Отправляясь в странствие по лагерю, Бродвуд накинул на плечи свой ярко-красный мундир, у правого его бедра покачивалась кобура с Веблеем, а в руках он вертел свою знаменитую трость с жутким набалдашником. Бродвуд не спешил, он был уверен, что Дэрби задержится пообщаться с кем-то из удалых моряков Кларксона – и не ошибся.
– Не уделите ли мне минутку своего бесценного внимания, милая леди? – проговорил Бродвуд, приблизившись к молодой, как и было описано, исключительно рыжей особе.
Девушка отвлеклась от разговора с обнаженными по пояс смешливыми матросами, и в рыжем вихре волос повернулась к Бродвуду. Ее яркий бордовый ротик открылся от изумления, глазки заморгали быстро-быстро, а щечки залились легким розоватым румянцем – на девушек, особенно таких юных, едва выпорхнувших из подросткового возраста Бродвуд всегда производил сногсшибательное впечатление.
– Да, – пролепетала она, едва дыша, – да, конечно.
Бродвуд учтиво поклонился, протянул руку, чтобы помочь Дэрби спуститься с лодки, и послал улыбку сочувствия мгновенно скисшим матросам, о чьем существовании рыжее чудо, как будто, уже и забыло.
– Мне с вами нужно обсудить одно очень важное дело, – проговорил Бродвуд, внося в голос
