рядом с Эммой. Откашлявшись, Отто пробежался пальцами по пуговицам кителя:
– Из Арктики я приеду с Железным Крестом. У Макса две награды, и Генрих получил орден. Надо и мне заслужить почести, от фюрера. Дети должны гордиться отцом, героем рейха… – он видел фрейлейн Антонию в окружении малышей, мальчиков и девочек.
Он широко улыбнулся: «Дорогие фрейлейн, дорогие будущие жены и матери…»
В подвальном, каменном коридоре тюрьмы Моабит было прохладно, но, выходя из камеры, Максимилиан, выходя из камеры. Закатав рукава рубашки, расстегнув воротник, он снял черный галстук, с булавкой, украшенной свастикой. Макс немного жалел, что с началом войны на восточном фронте, СС отказалось от черной униформы. В последний раз коллеги надевали кители на торжественный парад, в честь падения Франции, два года назад. Летом рейхсфюрер СС приказал отозвать черную форму с фронтов, заменив ее серо-зеленой. Кроме резервистов и местной полиции, на оккупированных территориях, черные мундиры больше никто не носил. Макс, в общем, привык к новым цветам, серо-зеленый ему шел, но в черном он казался себе элегантнее.
– С другой стороны, – размышлял Макс, – есть парадная форма… – на церемонию в рейхсканцелярии положено было надевать черный китель, напоминающий фрак. Макс решил взять парадную форму в будущие поездки, в Рим и Будапешт:
– Опера открыта, светские приемы никто не отменял. Нельзя посещать бал в полевом кителе… – на торжество по случаю появления на свет племянника гости приходили с орденами. Макс, разумеется, не надевал награды каждый день. На обыденной форме он носил шеврон старого бойца, орденские планки, и значок, выданный членам НСДАП, посетившим первый партийный съезд, в Нюрнберге:
– Мне девятнадцать лет исполнилось, – прислонившись к стене, Макс закурил, – папа меня в Нюрнберг повез. Фюрер меня похвалил. Он сказал, что в таких юношах, как я, будущее Германии… – Макс никому не говорил о своих посещениях сомнительных театров, и кабаре, до пожара Рейхстага:
– У меня и друзья имелись, евреи… – хмыкнул он, затягиваясь хорошим табаком, – впрочем, у папы тоже. А у кого их не было? У фрау Геббельс, например, отчим был еврей. Он ее вырастил, дал образование… – отчим жены рейхсминистра пропаганды сидел в лагере Бухенвальд:
– Марта с Эммой не водили подозрительных знакомств. Им девятнадцати не исполнилось, откуда им взять еврейских подруг… – сестра еще не приехала домой. Вернувшись с лекции, Отто уверил семью, что все в порядке:
– Они хорошо проводят время… – брат, отчего-то, покраснел, – за ними присматривают. Они ездили в Моабит, на экскурсию, их повезут в рейхсканцелярию. Я посвятил лекцию вреду семитского семени, опасности прерывания беременности… – невестка побледнела:
– Я прошу тебя, не за столом, не в моем положении… – граф Теодор покашлял:
– Марта права, Отто. Женщине, перед счастливым событием, не стоит слышать о подобных вещах… –
