стюарду, в форме СС, посуду, штандартенфюрер перегнулся через проход:
– Хозяйственное управление отвезет вас на новую квартиру, поможет обустроиться… – Муху селили в милые комнаты, неподалеку от Кудам. СС не испытывало недостатка в площадях. Недвижимость берлинских евреев, покинувших город, давно реквизировали:
– Я увижусь с семьей, – завершил Макс, – и завтра за вами заеду. У нас много работы, в Моабите… – откинувшись на спинку кресла, он улыбнулся:
– И, конечно, нас ждет рождественский обед, на вилле. Встретитесь с моими родными… – самолет коснулся колесами взлетной полосы Темпельхофа. Макс посмотрел на далекие флаги, над мощной крышей аэропорта:
– Дома, наконец-то… – он поднялся:
– Думаю, рейхсфюрер захочет увидеться с вами, поздравить с новым званием… – лазоревые глаза Мухи восторженно заблестели. Он выкинул правую, раненую руку: «Зиг хайль, штандартенфюрер!». Стюарды несли к выходу багаж. Макс похлопал Муху по плечу:
– Пойдемте. Я вас угощу кружкой настоящего, берлинского пива… – накинув сшитую в Милане шинель, Макс легко сбежал по трапу вниз, к служебной машине.
Берлинский санаторий общества «Лебенсборн» помещался на окраине города, на тихой поляне леса Груневальд. Милый, беленый особняк, с черепичной крышей, выходил на реку Хафель. Начало зимы стояло мягкое. Девушки с колясками гуляли по тропинкам, вокруг здания.
Экскурсию из женской школы СС разместили в пустующих палатах. Учениц ждало знакомство с комплексом рейхсканцелярии, и визит на Музейный Остров. Потом группа разъезжалась по домам, на рождественские каникулы. Фрейлейн Антония и несколько девушек, у которых не было родственников, оставались в Берлине.
– Впрочем, я здесь мало времени проведу… – Тони стояла у окна большого зала, – после рождественского обеда, у Эммы, я начну появляться на вилле… – Тони не сомневалась, что кто-то из братьев Эммы начнет за ней ухаживать. Эмма не рассказывала о своей невестке, но Тони хмыкнула:
– Наверняка, восторженная дура, как и сама Эмма. Нацистская пустышка. Эмма говорила, они ровесницы. Выскочила замуж, со школьной скамьи… – томно потянувшись, Тони подытожила:
– С настоящей женщиной ей не тягаться. Активистки не умеют одеваться, поддерживать беседу. Они даже о фюрере не могут рассуждать, только о тушеной капусте и пеленках… – Тони, тайно, стенографическими крючками, делала пометки в блокноте:
– После войны я напишу мемуары, – решила она, – Скрибнер с руками оторвет манускрипт: «Репортаж из сердца рейха»… – Тони предполагала, что издатель не расстался с рукописью ее книги об СССР:
– Отложил пока в сейф, – поняла Тони, – США и Сталин союзники. Скрибнер, в таких обстоятельствах, не будет чернить коммунистов… – Тони ожидала, что после войны СССР и западные страны передерутся, за территории в Восточной Европе:
