руками. Задержав дыхание и закрыв глаза, сосредоточив все свое существо на ладонях, Мари коротко и сильно сдавила голову Мишеля, потом переместила и снова стиснула руки. Выпрямившись, она несколько раз глубоко вздохнула, взмахнула кистями, стряхивая дрожь, и взялась за нить.
– Получилось… – прошептала она и, вдруг почувствовав страшную усталость, рухнула на табурет, прислонясь к стене.
Жак тихо вошел в отгороженный закуток, посмотрел на Мари и погладил ее по растрепанным волосам. Бедная девочка, крутится целую ночь, из сил выбивается, не хорошо так на нее набрасываться… С рассветом надо скакать в ближайшую деревню, может быть, там знахарь какой есть. Или везти баронета в замок Бреаль, и пусть барон заткнет за пояс свои недовольства по поводу убитого мужика. Что ж это, выходит, рыцарь обманул его, говоря, что рана не страшная? Он небось по себе судил, голова-то у него сотни раз битая, вот и крепкая как кремень, не то что у Мишеля… Ох, будь оно неладно все это путешествие!..
– Мари, девочка моя, иди приляг, ты, небось, уж и ног под собой не чуешь, – обратился Жак к Мари.
– Да, теперь я могу пойти спать, – словно во сне, проговорила Мари, едва разжимая губы. – Я сделала это, и теперь все будет хорошо…
Жак уже давно чувствовал неприятную тяжесть в груди, но сейчас сердце будто сдавила ледяная неумолимая рука, и в горле застрял упругий ком. Он нашарил позади себя смятую простынь и осторожно опустился на лавку, прижимая руку к груди. Очнувшись, Мари взглянула на него и вскочила.
– Жак, Жак, что с тобой? Сердце?
– Да… – выдавил слуга, прислонившись к бревенчатой стене. Холодная клешня то сжимала, то отпускала бьющееся, как птица в кулаке, сердце, причиняя острую боль, и с каждым разом сжатие длилось дольше и мучительнее.
– Я сейчас, сейчас!
Мари кинулась к травяным пучкам, заметалась, не понимая, какую же взять, потом схватила горшочек с сушеными листьями белладонны, бросила их в еще не остывший маковый отвар, приготовленный для Мишеля, растерла листья в кашицу и вернулась к Жаку. Вглядевшись в бледное лицо старика с выступившими на лбу бисеринками пота и посиневшими губами, она поняла, что зря суетилась с питьем – в таком состоянии он не смог бы сделать и глотка. В отчаянии она бросила глиняную кружку на пол, кинулась к Жаку и положила на него ладони – одну на грудь, а другую под спину. Она вдруг увидела ледяное пятно, расползающееся по живому трепещущему куску плоти, а с кончиков ее пальцев сорвались тонкие огненные молнии. Оставалось только, приложив руки, растопить терзающую теперь не только Жака, но и ее саму боль. Не глазами, не наяву, а внутренним взором, проникающим намного глубже в суть вещей и явлений, Мари видела борьбу нарастающих на сердце морозных узоров и язычков пламени, источником которых были ее руки. Постепенно лед отступил, Жак задышал ровно, лицо его чуть порозовело, смертельное беспамятство не без помощи Мари сменилось глубоким целительным
