style="font-size:15px;"> Три последующих дня Мишель пролежал в постели, Жаку приходилось на руках выносить его на двор в кусты. Это обстоятельство невероятно злило Мишеля: первый настоящий поединок, не игрушечные турниры с соседскими баронетами, а честный бой… и на тебе, по нужде без посторонней помощи не сходить! Позор! Но как не распекал он себя за немощность, все попытки самостоятельно передвигаться заканчивались приступами головокружения, а иногда и рвотой. После таких неудач Мишель впадал в злобную раздражительность, рявкал на Жака и отказывался пить отвары Мари, один противнее другого, которыми она его добросовестно пичкала. К концу четвертого дня он уже мог вставать сам и решительно отказывался от услуг Жака – перебирая руками по стенке, выходил во двор самостоятельно.
Постепенно прояснялась память, словно облака с неба после грозы, сходили с прошлого темные пятна. Всплыла из забвения и небывалая ночь снов наяву. Обнаружив это воспоминание, Мишель заново пережил заключительное чудо любви и по прежнему не знал, было это на самом деле или являлось лишь отражением мыслей Мари в его воображении. Да и вообще такие сны бывают от длительного воздержания, чего в последние несколько месяцев в жизни Мишеля отнюдь не наблюдалось. Он хорошо помнил яркую нравоучительную проповедь отца Фелота, которую тот позже назвал «нраворастлительной» – реакцию на первое признание Мишеля в грехе прелюбодейства. В ней, в числе прочего, рассказывалось об искушениях, являющихся молодым монахам во снах чуть ли не каждую ночь, и Мишель только хихикал – конечно, будет тебе сниться, если годами плоть усмирять…
Нет, без сомнения все было на самом деле, просто Мари опять скрылась под одной из своих масок – была сдержанно заботлива и упорно обращалась к нему «сир». Зачем? Разве он причинил ей зло? Или Жака стесняется… Мишель твердо решил все прояснить.
Был теплый солнечный вечер, легкий ветер приносил запах холодной влажной земли и смолистый дух раскрывшихся почек. Деревья и кусты покрылись нежной зеленой дымкой проклюнувшихся листков, между корней, как белые островки снега, виднелись подснежники, выросшие естественно, без колдовства… Мишель долго сидел у порога, прислонившись к дверному косяку, вдыхая свежий воздух и слушая возбужденный птичий гомон. Мимо него прошел в сторону сарая Жак со скребницей в руке, не забыв справиться о самочувствии и спросить, не надо ли чего. Подходящий момент… Мишель медленно поднялся, переждав головокружение, поплелся к постели. Когда, спустя некоторое время Мари вошла к нему с очередной порцией пахучей травяной смеси, Мишель протянул руку и положил ладонь на талию девушки. Та вздрогнула, будто ужаленная змеей, резко отстранилась, расплескав настой, и глухо проговорила:
– Сир, я вижу, вы совсем поправились…
– А что такое? – невозмутимо спросил Мишель, поймав Мари за руку, попытался подтянуть ее к себе, но она вновь вырвалась, со стуком поставила кружку на табурет и убежала.
Вот змеюка! Мишель со злостью ударил кулаком по перине.
