меня любил, то есть любит. Может быть, он погибнет, до конца войны. Но Блау меня выгонит вон, а дядя с ума сошел. Кто обо мне позаботится, с ребенком на руках? Блау всем расскажет, чье я дитя воспитываю. От меня все отвернутся, будут плевать мне вслед… – Циона так ничего и не решила.
Забившись в угол землянки, она смотрела на дядю. Аврааму побрили голову, и привели в порядок не расчесанную бороду. Он сидел на нарах, раскачиваясь, бормоча что-то на латыни, смотря мимо голубых, настойчивых глаз тети Эстер.
Блау, по-хозяйски, обнял Циону за плечи:
– Не волнуйся. Пани Звезда отличный врач… – он коснулся повязки, у себя на руке, – она обещала, что через неделю снимет швы. Пуля кости не задела… – он шепнул в нежное ухо:
– Я соскучился. Найду вечером тихое местечко, в округе, заберу тебя… – Циона, мрачно, подумала: – Лучше бы его пристрелили. Мне теперь от Блау никогда не избавиться. Он даже согласен к евреям вернуться, хупу поставить… – Блау весело говорил:
– Положено, чтобы жена за мужем следовала, но, если я в Израиль собрался, то вспомню, что я, вообще-то, еврей… – дед Блау по матери, Копыто Гиршфельд, лежал в роскошном склепе белого мрамора, на варшавском еврейском кладбище. Конрад подмигивал Ционе:
– Мама рассказывала, что дедушка до моего рождения умер. На похороны тысяча воров собралось, в всех синагогах поминальную молитву читали… – Циона, угрюмо, подумала, что от кладбища, или синагог, куда жертвовал деньги дед Блау, мало что осталось:
– Но русские помогут варшавскому восстанию. Тетя Эстер туда едет. Может быть, и Блау за ней увяжется, может быть, его убьют… – Авраам не двигался, по лицу текла слюна, он что-то мычал.
Эстер, медленно, аккуратно, ощупывала длинными пальцами бритую голову. Она подозвала девушку:
– За руку его возьми, поговори с ним, на иврите. Песню спой. Он меньше дрожать будет… – она видела, как дергаются губы доктора Судакова. Блау придерживал его за плечи:
– Тихо, тихо, милый… – Эстер сказала себе:
– Блау Циону не просто так из Будапешта увез. Понятно, что он ее любит. Блау взрослый человек, а она девочка еще… – она заметила грустный взгляд пана Конрада:
– Сейчас не о таком надо думать… – у Ционы оказался хороший голос. Песни Эстер не знала, но слова поняла:
– Девушка обещает сшить юноше рубашку. В Англии тоже такая песня есть, старая. Джон мне ее пел… – о Джоне думать тоже было не с руки.
Она, наконец, нашла то, что искала. До войны такого больного оперировала бы бригада хирургов: – Давид бы не преминул статью написать, о редком случае… – Эстер кивнула Блау:
– Сюда руку положите, пан Конрад… – Блау ахнул:
– Что это, пани Звезда… – доктор Горовиц вздохнула:
– Медицинский курьез. Пуля Гета до сих пор засела у него в голове, рядом с височным отделом. Судя по всему, произошло большое кровоизлияние,
