кофе:
– Нацист за ней ухаживал, пыль в глаза пускал, богатством. Как она не понимает, что такое неважно? Я ее люблю, и буду любить, всегда… – Блау не знал, чем займется в Израиле, но твердо сказал себе:
– Авраам мне найдет работу. Навыки у меня хорошие… – Конрад усмехался, – в конце концов, я могу стать полицейским, в новом еврейском государстве. Перейду на другую сторону баррикад, так сказать… – он хотел построить для Ционы дом:
– Она в кибуце выросла, у нее даже своей ложки не водилось. Понятно, что она клюнула на деньги нациста. Она девочка, что она в жизни видела… – Циона уцепилась за его пиджак:
– Конрад, это дядя… – Блау вздохнул:
– Вижу, что дядя. Я тебе говорил, он в моем бараке сидел… – о том, что Авраам уехал из лагеря под именем отца Виллема, знали только Блау и Волк.
– Волк в Будапеште, если он еще жив… – Конрад, сначала, подумал, что доктор Судаков, он же пан Вольский, притворяется:
– Отличное прикрытие. Немцы не обратят внимания на сумасшедшего монаха. Рядом Краков, с фабриками Шиндлера, горы, с партизанскими отрядами… – доктор Судаков мог прийти в город связником:
– Или он евреев из гетто выручает? Хотя какое гетто, здесь все синагоги сожгли, а евреев депортировали. Нацист тоже депортациями занимался… – вспоминая покойного оберфюрера, Конрад невольно сжимал кулаки:
– Циона не виновата. Сделай так, чтобы она забыла о Будапеште. Заботься о ней, старайся, чтобы ей было хорошо… – Конрад, много раз, объяснял Ционе, что не след сейчас тратиться на натуральный кофе, и дорогие сигареты.
– Ты не забывай, – хмуро сказал Блау, – я деньги ворую. Один раз попадусь, и из гестапо больше живым не выйду. Что ты тогда делать собираешься… – Циона всхлипнула:
– Дядя Авраам… – она стояла, в деревенской юбке, и суконной жакетке, рыжие волосы падали на плечи:
– Я на иврите с ним поговорю. Конрад, надо его поднять… – Блау наклонился над распростершимся в луже доктором Судаковым:
– Пан Войтек, это я, твой бывший капо… – по туманным, закатившимся глазам Авраама, Конрад понял, что он не притворяется. Заросшее бородой лицо испачкала грязь, из обметанных губ текла слюна:
– Виллем, меня зовут брат Виллем… – доктор Судаков забормотал что-то на латыни. Блау разобрал только: «Ave Maria».
– Да что с ним такое… – Циона плакала:
– Дядя Авраам, это я, Циона. Вы меня не узнаете, что ли… – Блау попытался поставить доктора Судакова на ноги:
– Конрад… – тихо сказала девушка, – почему он себя Виллемом называет… – Блау не успел ответить.
За мычанием Авраама он не услышал легких шагов, сзади. Незнакомый голос, ядовито сказал, по-польски:
– Я вижу, что вы истинно верующий католик, герр Блау. При вас даже немые излечиваются… – в спину Конрада уперся ствол
