по баракам разобрали. Они старались сохранить издания, но, иногда, приходилось ими топить. Немцы угля не выдавали… – выжившие книги приносили в школу. Все портреты Гитлера и брошенные, немецкие вещи, уничтожили на заднем дворе.
Меир разбирался с документацией по концентрационному лагерю, оставшейся при бегстве немцев, в бывшем рудничном управлении:
– Все понадобится, – думал Меир, – на процессе, где осудят гитлеровцев… – он выяснил, что в Мон-Сен-Мартене сидели и русские военнопленные. Гольдберг кивнул:
– Когда евреев из лагеря депортировали, после восстания и расстрела… – Монах дернул щекой, – на их место прислали русских. Правда, немного, здесь шахтеров хватало, для работы… – кое-какие русские, бежавшие из плена, воевали в партизанских отрядах. Кузен Теодор заметил Меиру:
– Рано или поздно здесь представители Красной Армии появятся, как и во Франции. Начнут ребятам в уши петь, предлагать на родину вернуться… – Меир удивился:
– А что в этом плохого? У многих в России семьи. Конечно, они захотят поехать домой. Они воевали в партизанах, они герои… – Федор вздохнул:
– До границы их с почетом довезут. А что дальше будет, никто не знает. Скорее всего, отправят в те же лагеря, что и власовцев… – пока русских коллаборационистов, и пленных эсэсовцев посылали в тыл. Договора о возвращении русских пленных из армии Власова пока не существовало. Федор предполагал, что многие власовцы постараются доказать свою невиновность:
– Будут настаивать, что их взяли в плен ранеными, без сознания. Скажут, что у них не было выбора. Ерунда, выбор всегда есть… – после очистки района Мон-Сен-Мартена от мин, саперы шли вперед, присоединяясь к армии Паттона. Полковник Горовиц тоже возвращался на свое место службы:
– Дальше Германия, – сказал он Гольдбергу, выйдя на школьное крыльцо, – Германия и Берлин. Русские сейчас Польшу освобождают… – вечер был морозным, но ясным. По дороге, ведущей к развалинам замка, под слабыми, едва замерцавшими звездами, шли два армейских грузовика. Меир выдал машины для перевозки имущества де ла Марков в поселковый клуб. Во время оккупации здание служило кинотеатром для немецких солдат. Гольдберг пообещал:
– Клуб мы опять организуем. Устроим театр, скаутский кружок, хор и оркестр, как до войны. Я буду тренировать футбольную команду, детскую. Полузащитником мне не поиграть… – Монах больше не пользовался палкой, но ногу приволакивал. Гольдберг подозревал, что до конца жизни не избавится от хромоты:
– Надо сказать спасибо, что я оперировать могу… – Меир прислонился к колонне, на крыльце, глядя на большого сокола. Птица парила над развалинами замка. Он, как и часто в последние дни, подумал о сестре:
– Эстер где-то в Польше, с Авраамом и Ционой. Мальчишки в рейхе. Если она говорила с папой, может быть, папа успел ей сказать, о Требнице? Но как туда попасть… – днем Меир получил
