приборы на пол ронял… – сильный человек, стоя рядом с Розой, побледнел так, что девушка даже испугалась:
– Вы… с вами все в порядке, месье… месье Гольдберг… – розы ласкали ей ладонь прохладными лепестками.
Эмиль сглотнул:
– Я… я вам цветы принес, мадемуазель Савиньи. То есть мадам… – Эмиль вовремя себя оборвал:
– Она не любит фамилию бывшего мужа… – Гольдберг понял, что у него вылетело из головы все, вплоть до девичьей фамилии Розы:
– Я сейчас и свою фамилию не вспомню, если она будет на меня так смотреть. Зачем я сказал о букете, розы у нее в руках. Она подумает, что я совсем дурак… – темные глаза Портнихи, под длинными ресницами, слегка заблестели:
– Спасибо… – пальцы все еще не покинули его запястье, – спасибо, месье Гольдберг. Это на новоселье, очень мило… – ее голос угасал, – очень мило с вашей стороны… – Роза загадала:
– Если он не отступит, если не отнимет руки, все, обязательно, будет хорошо. Прямо здесь, прямо сейчас… – Гольдберг, довольно бесцеремонно, отобрал у нее букет:
– Нет, мадемуазель Левина, – он понял, что улыбается, – не на новоселье. Я принес вам цветы, потому, что я вас люблю… – Эмилю, внезапно, стало все равно:
– Как будто в отряде, – подумал Монах, – словно в бою. Просто делай то, что надо, и будь, что будет… – она ахнула, почувствовав, как забилось его сердце, совсем рядом:
– Я вас люблю, и, пожалуйста, окажите мне честь… – Роза не успела его удержать, – станьте моей женой… – Роза посмотрела вниз, в темные, обрамленные мелкими морщинами глаза. Он стоял на коленях.
Девушка всхлипнула:
– Эмиль… то есть месье Гольдберг, я никогда, никогда… – Роза спохватилась:
– То есть я дура, и не слушайте меня, пожалуйста. Я никогда не думала, что я вам… что я вам нравлюсь, что я… – она плакала, опустившись вниз, укрывшись у него в руках. Розы рассыпались по деревянным, чистым половицам, багровые лепестки окружали их мягким ковром. Он шептал:
– Я никогда, никогда бы не смог жить без тебя, Роза. Я и не могу, и не буду. Если ты мне позволишь, конечно, если ты захочешь… – Роза успела подумать:
– Три года, каждую ночь. Три года я засыпала, с мыслью о том, как он меня поцелует… – это было лучше, чем все, что Роза могла себе представить. Она глотала слезы:
– Эмиль, Эмиль, зачем ты спрашиваешь… Я всегда, всегда останусь рядом с тобой, пока мы живы. Я тебя люблю, так люблю… – сухие, нежные губы касались ее влажных щек, ловили каждую слезу:
– Не плачь, любовь моя, не плачь. И прости меня, что я был таким дураком, Роза. Я каждую ночь думал о тебе, ты ведь… – она шепнула: «Хороший работник».
– Ты моя любовь… – Эмиль склонил седоватую голову, целуя ее длинные, до сих пор исколотые иголкой пальцы, – моя любовь, Роза, навсегда…
На столе полковника
