что иди ебать мозг кому-нибудь другому, – невесело смеюсь я, давясь сигаретным дымом. – Может, я уже мертв, а все эти призраки хотят вернуть меня на место. Может, мое место давно в могиле. Ты ведь… будешь на нее приходить, да?..
А он ошарашенно молчит, и только кот тихо шипит у ноги, словно тоже видит мертвых.
И смотрит он на меня.
Geboren Um Zu Leben / Рождены ощущать себя живыми
(Даниэль)
– У тебя есть обезболивающее?
Мэтт похож на человека, которого долго били ногами. Или – что более вероятно – кого-то бил он сам. Посторонившись, Даниэль пропускает брата внутрь и молча идет к низкому столику, на котором как раз распотрошенная аптечка. Он не спрашивает, что случилось, только находит нужное и отправляется за водой. Он босиком и без рубашки, так что хорошо видна татуировка ворона с распростертыми крыльями на всю спину.
Квартира Даниэля – большая студия, где только ванная отдельно, а кухню отделяет от остального пространства барная стойка. Огромные окна, какое-то оборудование в углу на мощных треногах, совершенная геометрия полок и шкафов. Идеальный порядок, который бывает в тех местах, где не живут по-настоящему.
Только выкрашенные в ровный черный тон стены напоминают о комнате Даниэля в особняке Садового квартала – набитой всяким хламом, который говорит о человеке куда больше, чем паркет цвета венге.
Отдав стакан с водой, Даниэль усаживается рядом, а Мэтт кивает на низенький столик, на матовом стекле которого россыпь таблеток. Большинство черного цвета.
– Ты решил заделаться фармацевтом?
Даниэль поднимает руки, и Мэтт видит, что его ладони как будто перепачканы сажей.
– Хотел посмотреть, как будет ложиться на кожу эта гадость, если растолочь, добавить немного воды… краска мне не подходит для съемок.
– И как?
– Отмывается, зараза, плохо.
Даниэль часто фотографирует и охотно рассказывает о новом проекте, пока Мэтт расслабляется, ощущая, как обезболивающее начинает действовать. Мэтт рад, что застал Даниэля, возвращаться к себе слишком долго. Возможно, он мог бы решить, что это удачное совпадение обстоятельств или провидение.
Даниэль не верит в судьбу. Мэтт не верит ни во что.
Еды в холодильнике нет, но магнитиком с эмблемой рок-группы прицеплен номер телефона. Даниэль звонит, и через двадцать минут им привозят пиццу со сладковатым соусом. Визитка пиццерии отправляется в мусорку – точно под статуэткой Дружище Христоса из «Догмы» в окружении перьев и бус Марди Гра.
– Ко мне тут отец заходил, – неожиданно говорит Мэтт.
– Зачем? – в голосе Даниэля не слышится даже намека на интерес.
– Понятия не имею. Хотел мозги вправить.
– Его любимое дело. Еще вернется. Наверняка опять Мэри достала.
Даниэль никогда не называет ее матерью,
