документы! – рычал он.
Офицер обратился к Лавареду и к сбежавшимся на шум другим пассажирам, среди которых был сэр Мирлитон с дочерью.
– С ним припадок. Я велю ему сделать душ.
– Нет, – вступился Лаваред, – позвольте мне поговорить с ним.
– Как вам угодно. Но лучше было бы сделать душ.
В то время как они обменивались этими словами, Буврейль заметил англичанина.
– А вот, по крайней мере, человек, который меня знает и может подтвердить, обманщик я или нет.
Мисс Оретт наклонилась к отцу и быстро прошептала:
– Папа, вы ничего не скажете, вы не должны быть против господина Лавареда… это вопрос чести!
– Однако…
– Вспомните, что вы теряете право на четыре миллиона!
– Правильно!
Буврейль обратился к сэру Мирлитону:
– Скажите же, кто я!
– Я… я вас не знаю.
В ответ раздался гневный крик Буврейля.
– Но ведь это может свести с ума! – воскликнул он.
– Увы! Это уже давно свершилось, мой милый! – возразил помощник капитана.
В это время ангелу Лавареда, его Провидению, как он называл мисс Оретт, пришла чудная мысль.
Обращаясь к молодому человеку, она сказала:
– Господин Буврейль, постарайтесь узнать, как попал этот бедняга в Сантандер. Это может быть интересно, – добавила она.
– Вы правы, мисс.
Это вмешательство молодой англичанки заставило офицеров еще более убедиться в том, что ложный Буврейль и есть настоящий. Оно также было полезно Лавареду для его будущей самозащиты. Опасность, казавшаяся ему устраненной, угрожала более, чем когда-либо.
Однако в то время, как все это происходило, командир Касслер вернулся, дал приказание к отплытию, и «Лоран» уносил обоих Буврейлей. Их разговор происходил в присутствии Мирлитонов и помощника, останавливавшегося возле них каждый раз, когда ему позволяла служба.
С несчастным Буврейлем-настоящим было много неудач в Бордо. Во-первых, ему пришлось заплатить за пересылку ящика. Затем за обратный перевоз его в Париж; кроме того, плата за его собственный проезд. В суматохе он потерял свой билет первого класса, и никто не хотел ему верить на слово. Наконец, он все уплатил, браня и проклиная Лавареда.
Он думал, что все несчастия кончены; у него была только одна мысль: добежать до палубы парохода. Как раз в эту минуту пришли таможенные чиновники.
Железнодорожное общество ничего более не требовало с него. Но таможня и комиссар – другое дело. Был составлен протокол. Этого нельзя было так оставить. Буврейль, махнув на все рукой, бросается к пароходу.
Жандармы вмешиваются в дело, кричат, бегут за ним. Его ловят. Он сшибает с ног таможенного агента, толкает жандарма, но в конце концов его схватывают, сажают в тюрьму и привлекают за противодействие властям. Так проходит день. Один Бог знает, до чего злился Буврейль при мысли, что Лаваред ускользает из его рук.
Наконец явился полицейский комиссар, который смягчился после
