ярость.
– Ну вот, – сказал помощник, – опять начинается.
– Я не хочу, – кричал несчастный, – чтобы со мною обращались, как с нищим!.. Я Буврейль, и у меня есть деньги!
При этом он размахивал бумажником.
– Это, конечно, ваш бумажник? – спросил матрос у Лавареда. – Мы отнимем у него.
Арман остановил его.
– Нет, – сказал он, – оставьте ему, если он так дорожит им, а то опять будет припадок. Удостоверьтесь только, тут ли мой билет.
Мисс Оретт и сэр Мирлитон были, по-видимому, очень довольны.
От Сантандера до Азорских островов семь дней пути. Бедный Буврейль не в силах был целую неделю исполнять обязанности кочегара. Сначала он пробовал протестовать, но напрасно. Он должен был молча терпеть. На третий день он чувствовал себя разбитым, надорванным, даже не в силах был жаловаться и только в присутствии офицера издавал слабые стоны.
Благодаря щедрой подачке истопникам он был освобожден от работы. Но накаленная атмосфера этой части парохода была тяжела для его непривычных легких, и он просил разрешения больше не спускаться к машинам. Лаваред, которому он всегда посылал свирепые взгляды, похлопотал за него перед помощником капитана о том, чтобы несчастный финансист оставался в лазарете и даже получил позволение выходить на палубу.
– На палубу, да, – сказал офицер, – но не туда, где пассажиры. Пусть он будет вместе с экипажем.
Это более чем удовлетворило Лавареда. И он придумал искусный аргумент для того, чтобы его жертва более не жарилась внизу у пароходных топок. Он утверждал, что сумасшедший кочегар представляет опасность для пассажиров. Ему достаточно не так повернуть рычаг, чтобы испортить машину.
Рассуждение было правильно. Офицер принял его к сведению, но придумал лучшее средство.
– Я надену на него оковы до следующей стоянки, и мы оставим его на Азорских островах; там португальские жандармы проводят его к французскому консулу, живущему в Понтэ Дельгадо на острове Сан-Мигель; а консул позаботится об его отправке на родину.
Вторая часть проекта была слишком выгодна для нашего друга, чтобы он не согласился на это. Он настоял на том, чтобы Буврейль был оставлен на свободе, находясь всегда среди команды и не имея права покидать нос парохода. Можно себе представить, сколько ненависти было в сердце Буврейля при виде удобно устроившегося Лавареда, которого обмахивал дежурный индус, прислуживавший в каютах первого класса, и к которому относились как к важному пассажиру, тогда как на него, заплатившего за Лавареда, смотрели, как на нищего.
Лаваред, наоборот, наслаждался с еще большим удовольствием всем этим комфортом. Путешествие начиналось хорошо. Он уже был в Атлантическом океане, и все шло гладко, несмотря на затруднения.
Сэр Мирлитон с удовольствием признавал это. Но настойчивый, как все англичане, зная цену деньгам и бессилие тех, у кого их нет, он терпеливо ожидал малейшего неисполнения
