пришел, сказывай! – крикнул на него Прокофий Федорович.
– Что же, скрывать теперь нечего – на свидание с твоей дочерью пришел.
– Спасибо за откровенность… Давно ли ты с ней слюбился!
– С лета…
– Что же сватов ко мне не заслал дочь сватать?
– Боялся – не выдашь.
– Догадлив…
– Прокофий Федорович, отдай мне в жены Феню, за это я готов в кабалу к тебе идти, – с мольбой в голосе промолвил Пушкарев,
– Опоздал, брат.
– Как?
– Да так… моя дочь будет женой, только не твоей.
– А чьей же?
– Боярина Глеба Ивановича Морозова.
– Неужели правда? – не спросил, а простонал молодой стрелецкий сотенный.
– Врать не стану, недельки через две на свадьбу приходи! А теперь той же дорогой, которой пришел, уходи. И горе тебе будет, если ты хоть едино слово кому скажешь, что с дочерью моей слюбился.
– Наша любовь, Прокофий Федорович, чистая, честная, – тихо сказал Пушкарев.
– В том твое и счастье, а если бы ты дерзнул посягнуть на честь девичью, я задушил бы тебя, как собаку! – грозно крикнул старик Соковнин.
– Прости, Прокофий Федорович, – идя к двери, сказал молодой Пушкарев.
– Стой… Даю тебе совет, стрелец молодой, из Москвы уехать куда подальше. Для твоей пользы говорю…
– Слушаю… к рубежу проситься стану…
– И хорошо сделаешь! Прощай…
Через две недели после описанного в одной из московских церквей происходило венчание именитого боярина Глеба Ивановича Морозова с дочерью дворянина Прокофия Соковнина.
Жениху было за пятьдесят лет, а невесте – всего семнадцать.
Морозов, стоя под венцом, сиял довольством и счастьем, а Феня, бледная, с распухшими от слез глазами, была как к смерти приговоренная.
Брачного пира или вечера в богатом и большом тереме у боярина Глеба Морозова не было, были только одни родичи и близкие люди…
В эти две недели у молодого Пушкарева и старухи Гавриловны, мамки Фени, тоже произошли перемены.
Первый по доброй воле упросил стрелецкого начальника, чтобы он послал его к рубежу, к Литве, а вторая была сослана Прокофием Федоровичем в его самую дальнюю вотчину – Гавриловна была разжалована из мамок в простую скотницу.
Глава III
– Фенюшка, жена моя разлюбезная, об одном прошу тебя: не срами ты моих седых волос, не клади пятна на мой славный род!
Так говорил боярин Глеб Иванович Морозов своей молодой жене по прошествии года после венчания, посматривая на нее своими добрыми глазами ласково и любовно.
– Боярин Глеб, я не понимаю тебя! Ума не приложу, про что ты говоришь!
– Я стар, Феня…
– Так что же?
– А ты молода, пригожа…
– Не
