не сказал боярину Глебу Ивановичу, ни словом ни делом не выдал боярыню Федосью Прокофьевну.
Вернувшись с богомолья, боярин застал свою жену в душеспасительной беседе с протопопом Аввакумом – он был духовником Федосьи Прокофьевны. Аввакум в то время был еще близок к царскому духовнику, к протопопу Стефану Вонифатьеву, и вхож был на «верх», то есть во дворец государев.
Боярыня Морозова, несмотря на свои молодые годы, была очень богомольна и богобоязненна; она часто посещала монастыри и всякий день ходила в свою приходскую церковь.
Боярин Глеб Иванович, поздоровавшись с Аввакумом, обратился к своей молодой жене с такими словами:
– Вельми приятно мне видеть тебя, Федосья Прокофьевна, за сим душеспасительным занятием.
– В беседе с отцом Аввакумом я вижу для себя большую усладу, – скромно промолвила молодая боярыня.
– И аз, многогрешный, в беседе с тобой, боярыня Федосья Прокофьевна, вижу двоякую пользу и для тебя, голубица моя, и для себя… – смиренно ответил протопоп.
– Ну, сказывай, отче, что нового в Москве? Ведь я только что вернулся, на богомолье в Троицкой обители был, с неделю гостил там, – меняя разговор, обратился боярин Морозов к Аввакуму.
– Новостей, боярин, немного.
– Ну, в таком большом городе да мало новостей! Что-то, отче, чудно! Ну а патриарх Никон как, здоров ли?
– Что ему делается! – хмуро ответил Аввакум.
– Ты как будто с ним не в ладу?
– С бесом ладить легче, чем с ним.
– Негоже, отче, отзываться так о святейшем патриархе.
– Какой он патриарх!
– А кто же? – с удивлением посматривая на Аввакума, спросил у него Глеб Иванович.
– Еретик!
– Что?.. Как ты молвил? – не веря своим ушам, переспросил у протопопа боярин Морозов.
– Говорю, Никон не патриарх всероссийской церкви, а еретик, – нисколько не смущаясь, повторил Аввакум.
– Твои ли это речи, отче?.. Подумал ли ты про то, что сказал?
– Думал, боярин, долго я думал и пришел к тому, что Никон – волк в овечьей шкуре.
– Да что… что ты говоришь?
– Правду, сущую правду! По уставу святых отцов семи вселенских соборов и других многих поместных соборов всяк человек, отвергающий догматы и обряды святой церкви, есть еретик.
– Ну так что же?
– А Никон что сделал?.. Он исказил своими вставками да поправками Священное Писание! Вместо сугубой «аллилуйи» установил тройную… Да что я тебе, боярин, рассказываю, чай, и сам ты хорошо знаешь, как Никон исказил словеса священные и как он глумится над вековыми обрядами и обычаями церковными! Вот и есть он не святейший патриарх, а волк, губящий стадо Христово! – весь покраснев от волнения и гнева, проговорил протопоп Аввакум.
– Вот оно что! Говорят, что у нас в Москве появилось немало людей, недовольных нововведениями патриарха Никона!
– А знаешь ли ты, боярин, как те люди называются? – быстро спросил Аввакум, сверкая глазами.
