картонные билеты (обратные – с красной полоской), и угольно-дымный запах вагонов. И любимое занятие – «смотреть в окно». Окна открывались таинственно и иррационально, на рамах были ремни, их надо было как-то по-особенному подхватывать. Самыми удобными считались вагоны, где под окном был выступ – приступочка, встав на которую семилетний мальчик мог положить на окно подбородок, а то и высунуть голову. В глаза дул ветер, попадали угольные крошки из паровозной трубы, но все равно хотелось высовываться подальше, чтобы, если очень уж повезет, увидеть на повороте сам паровоз.
Летний город был странным, завораживающим.
Домой, как правило, не заезжали – ходили в кино, или в магазины, или в зоосад. Или в какой-нибудь летний театр, вроде работавшего в Таврическом саду. Туда нас как-то летом сводил отец (при ордене!), показывали «По щучьему велению» – черная, темная, бархатистая сцена, а костюмы персонажей светлые и переливались блестками. Как мне понравилось!
Город был раскаленным. Ремонтировались улицы, чадили, густо и сладко пахли асфальтовые котлы, под ними тлели дрова, казалось еще увеличивая жару, «трамбовки» (так называли тогда катки) ездили по черному мягкому гудрону, все было веселое, летнее, перегороженное. Мужчины ходили в рубашках апаш, часто в косоворотках или вышитых на украинский манер сорочках, в толстовках, в белых брюках из «чертовой кожи», женщины в сарафанах с целомудренными широкими бретелями, в белых носках с разноцветной каемкой и босоножках, которые назывались в ту пору «сандалетами». Чаще всего носили сандалии – и дети и взрослые, и дяди и тети. Без каблука, с широким круглым носком в дырочках, на перетяжке. Нарядными считались парусиновые, начищенные зубным порошком туфли.
На головах – панамки из белой и плотной рубчатой ткани, а чаще всего тюбетейки, которые оставались почти обязательной частью летнего наряда для людей всех возрастов и полов. Молодые носили спортсменки (тапочки на шнурках) и футболки: в двадцатые годы они были в широкую вертикальную полоску, как на знаменитой картине Самохвалова, а в тридцатые – гладкими, но с воротником другого, чем сама рубашка, цвета и все с той же «ботиночной» шнуровкой вместо застежки; и летние легкие кепочки. Те, кто хотел казаться «ответственным», начальником (настоящих начальников на улице не было, они ездили на машинах), одевались на правительственный манер: белые холщовые френчи, парусиновые фуражки-«сталинки», куда реже – те самые шапочки с двумя козырьками – «здравствуй-прощай», что носили шпионы в книжках. Зимой, кстати сказать, картина была не менее убогой и красноречивой. Куцые пальто с дешевыми меховыми воротниками, муфточки – истерические попытки нищих девушек скопировать шубку из заграничного кино; пальто, похожие на армейские, или просто шинели без знаков различия у маленьких начальников, кожаные с мехом – у больших; и бросались в глаза редкие модницы, ходившие к дорогим портнихам, или те, кому удалось купить что-то контрабандное. Их обычно называли «фифы».
