ко мне ужинать, но один, без своей свиты и спутников».
Вигилий вдруг захрипел.
– Я все еще не угадывал гнусного замысла, полагая, что меня просто хотят задобрить, как влиятельного человека, который может способствовать заключению мира с Византией. Ничего не подозревая, я обещал прийти. Хризафиос махнул рукой. Вигилий вывел меня из комнаты, а сам остался. Вечером я пришел в назначенный час к ужину и встретил у евнуха только одного гостя – то был опять-таки Вигилий.
Тут византиец грохнулся об пол, несмотря на поддержку гуннов. Они грубо подхватили его с земли и пододвинули ему скамейку, на которую он и сел, прислонившись спиною к одному из столбов. Между тем восемь дюжих рук держали его по-прежнему, как в тисках.
Совершенно растерявшись, слушали остальные послы доклад Эдико. Тот продолжал:
– После того как невольники унесли остатки ужина, Вигилий запер за ними дверь, предварительно убедившись, что никто из них не остался в соседней комнате. Потом оба византийца взяли с меня клятву, что я сохраню в строжайшей тайне наши переговоры, если даже не соглашусь на их предложение, по их словам, крайне выгодное и нисколько не опасное для меня. Я поклялся, потому что хотелось во что бы то ни стало разоблачить замыслы византийцев.
– Так-то ты держишь клятву, подлый германец! – не выдержал наконец Вигилий в порыве бешенства и отчаянья.
– Я ее и не нарушаю, – сказал Эдико, не удостоив врага даже взглядом. – Я поклялся молчать спасением своей души и загробным блаженством, как клялись вы оба; но ваш христианский рай мне вовсе не нужен. После смерти меня возьмет Вотан в свою Валгаллу[9]. – И, Эдико прибавил после этого отступления:
– Тогда первый советник императора хладнокровно сказал мне в лицо: «Убей Аттилу!»
Крики бешенства и ужаса, стоны изумления потрясли стены громадной залы. А Эдико продолжал:
– «Убей Аттилу! Беги в Византию! Будь первым после меня по могуществу, богатству и блеску». К счастью, по правилу византийского устава, я должен был оставить свое оружие у порога. Если бы не так, то несдобровать бы обоим злодеям, вероятно, я уложил бы их на месте. Но теперь я только вскочил с мягких подушек дивана, будто ужаленный ядовитой змеей, и хотел выбежать вон – на свежий воздух. Но тут – не знаю, как это случилось – передо мною вдруг встала окровавленная тень…
Глубокое внутреннее волнение прервало голос Эдико.
– Тень моего отца, – продолжал он, оправившись. – И я вспомнил ужасную клятву, данную ему. Ты знаешь ее, о, государь?
Аттила утвердительно кивнул головой.
– И отец мой как будто сказал строгим голосом: «Вот самый удобный случай исполнить страшную клятву – ты должен открыть позорный замысел императора перед целым светом».
Четверо римлян смотрели друг на друга, онемев от ужаса.
– Это… это… невозможно! – в смущении
Валгалла – находилась в Асгарде и служила временным пребыванием героев, павшим в битве, до тех пор, пока, после крушения мира и возобновления его в лучшем виде, боги и люди, достойные вечного блаженства, не переселятся в постоянный рай – Гимли.
