Буш. Отчетливо видно было название, выписанное изящными золотыми буквами на украшенной орнаментом корме фрегата. Хорнблауэр вспомнил, что Буш по-прежнему не ведает, откуда оно ему известно. Приятно прослыть всезнающим, пусть даже необоснованно.
– И вы были правы, сэр, что не стали от них удирать, – продолжал Буш.
Почему так невыносимо видеть восхищение в глазах Буша? Буш не знает об участившемся сердцебиении и о потных ладонях.
– Наши ребята смогли поближе взглянуть на француза, – неловко произнес Хорнблауэр.
– Точно, сэр, – согласился Буш. – Вот уж чего я не ждал, так это услышать эту мелодию с французского фрегата!
– Какую? – неосторожно спросил Хорнблауэр и тут же разозлился, что обнаружил свою слабость.
– «Боже, храни короля», сэр, – просто ответил Буш. К счастью, ему не пришло в голову, что кто-то может не узнать гимн своей страны. – Если бы у нас был оркестр, нам пришлось бы играть их «Марсельезу».
– Пришлось бы, – сказал Хорнблауэр. Надо немедленно сменить тему. – Смотрите! Они ставят брамсели. Быстрее! Засеките время! Посмотрим, что они за моряки.
Глава VI
С запада дул штормовой ветер. Невероятно ясная погода, стоявшая последние несколько недель, закончилась, и Атлантика вернулась в обычное свое состояние. Под полностью зарифленными марселями «Отчаянный» боролся с ветром, идя в крутой бейдевинд на левом галсе. Левый борт он подставил огромным валам, беспрепятственно пробежавшим тысячи миль от Канады до Франции. Шлюп качался с бока на бок, потом с носа на корму, потом подпрыгивал и снова кренился на бок. Ветер так сильно давил на марсели, что он почти не наклонялся влево – кренясь на правый борт, замирал на миг и возвращался в вертикальное положение. Но хотя бортовая качка и ограничивалась таким образом, корабль подпрыгивал вверх и проваливался вниз на каждой проходившей под килем волне. Все чувствовали, что давление досок на ноги увеличивается и затем уменьшается всякий раз, как палуба взмывает и падает. Ветер завывал в такелаже, древесина стонала под постоянно меняющимся напряжением, изгибавшим судно по длине. Однако этот стон успокаивал – то были не резкий треск и не беспорядочные шумы. Он говорил, что «Отчаянный» гибок и податлив, а не жесток и хрупок.
Хорнблауэр вышел на шканцы. Он был бледен от морской болезни – изменение качки застало его врасплох. Правда, сейчас ему было совсем не так плохо, как когда они первый раз вышли в Ла-Манш. Он кутался в бушлат и вынужден был за что-нибудь держаться, ибо прежняя привычка к качке еще не восстановилась. Со шкафута появился Буш в сопровождении боцмана. Он козырнул и внимательно огляделся.
– До первого шторма никогда не узнаешь, что может оторваться, сэр, – сказал Буш.
Все, что казалось надежно принайтовленным, в сильную качку обнаруживает опасную склонность смещаться под действием непредсказуемых напряжений. Буш с Уайзом только что закончили долгий осмотр.
– Что-нибудь
