привет! – крикнули оба москвича и удержали створки дверей от закрытия.
– На «Мосфильме» ждут ее сценарий! – добавил Артур. – Так и не проведали, сценариню!
Коммуна
Рассохшаяся дверь в струпьях облезлой коричневой краски, со множеством почтовых ящиков напоминала вековое дерево облепленное скворечниками, в которые уже давным-давно не прилетали птицы. Марат поковырял пальцем в дырке выбитого замка, толкнул незапертую дверь, вошел в длинный коридор, жуткий в своем хаосе созидания и разрушения.
В коммунальной квартире еще до полного выселения жильцов был начат грандиозный евроремонт. Грохотали доски. Визг электропилы заглушал ругань рабочих. Белёсый туман известки плавал, будто пар в бане. В одной комнате штукатурили, в другой – белили, красили.
В третьей – буднично сушилось на веревках синюшное постельное белье, крахмалилось заодно, известью, осыпающейся с потолка. В этой комнате обретались две пожилые блокадницы, ожидающие принудительного выселения куда-нибудь за проспект Ветеранов, а то и дальше, в угловые квартиры пятиэтажек. В следующей комнате зиял пролом в кирпичной стене. Разрушение и созидание. Гибель и возрождение.
– Что, Ваньки, Европу городим? – прокричал Марат рабочим на кухне, не дожидаясь мата в ответ, толкнул тяжелую дверь, обитую кусками драного войлока.
В сумраке комнаты с грязными окнами, выходящими в тупик двора, за столом тяжело всхлипывала над пишущей машинкой женщина с деревянным старомодным гребнем в седеющих волосах на затылке. В сигаретном дыму желтым шаром светилась настольная лампа. На подоконнике выстроился орган пустых зеленых бутылок. Марат торжественно положил поверх испечатанных листов веер долларов мелкими купюрами. Подождал реакции женщины. Не дождался. Та продолжала плакать в экстазе творчества.
– Сотня за мной, – извинился Марат. Под стук машинки, как никчемное приведение, которое уже никто не боится, но и прогонять не собираются, Марат побродил по захламленной комнате. Покачал створки трюмо, наклонил зеркало на тумбочке, подложил книгу под круглое зеркальце у настольной лампы.
Прокуренное мрачное помещение пронизали световые лучи. Серые широкие, желтые и узкие, – лучи причудливым образом пересеклись, заструились пылью и табачным дымом. Марат бродил в этом фантастическом переплетении лучей, грустно усмехался случайному светопреставлению. Но хозяйке не было до гостя никакого дела. Она спешно заканчивала новый сценарий.
– Ох, ты! Опять всех угробила?! Молодцом, туды их в колыбель! – Марат читал с листа на пишущей машинке. – В пустыне?! В песке засохли?! Жуть! Но интересно, наверно! Пустыня, барханы, зной… женщина рожает! Жуть! А крови?! Крови нельзя подлить?! Надь, крови, крови разведи погуще! Щас это модно! Экшена добавь. На потребу мас-сэ-се.
– По лону кровь ее бежала, – сонно продекламировали с придыханием умирающей с пола из-под цветастого одеяла у стеллажей с книгами. –
