Он уже был здесь, в спальне, когда я вошел…» – Стал приходить в себя от первого потрясения Вик, выдернутый из своих горестных мыслей тихими словами Архимага.
Но, несмотря на упомянутое зелье, отец, вдруг пошевелился и приоткрыл глаза:
– Мальчик мой… ты приехал… – Прошелестели, едва слышимые, слова, а между покрасневшими веками блеснули слезы.
Вик не выдержал – плюнул на все условности, и рванул с кресла. Уже в следующее мгновение, он оказался возле кровати, опустился на колени и взял руку отца в свои.
– Я здесь отец. – Ответил он, при этом стараясь не всхлипнуть, как ребенок.
– Я ждал тебя… – Едва слышно произнес тот и видимо сразу после этих слов, все-таки, провалился в сон – глаза его закрылись, а рот, наоборот, расслабленно приоткрылся, и послышалось хрипловатое замедленное дыхание.
Сзади подошел маг, и потянул Вика за локоть:
– Пойдем в другую комнату, поговорим. – И направился к двери.
Виктор заставил себя выпустить руку отца. Она, рука эта, которая была не крепкая и сильная, как он помнил, а хрупкая и слабая, безвольно выскользнула из ладоней сына, заставив того еще раз содрогнуться от осознания ужасной перемены произошедшей с родным человеком.
Двигаясь вслед за Владиусом, Вик старался выдернуть себя из тумана дурного сна, которым ему стало казаться все происходящее, с той минуты, как брат произнес первые слова о болезни отца. Для разговора с Архимагом нужна была ясная голова, а не тот горшок с холодным киселем, который сейчас он ощущал на своих плечах вместо нее.
Маг, видимо, чувствуя состояние принца, первым делом, когда они вошли в соседнюю комнату, заставил выпить его бокал вина с добавленным туда каким-то порошком. И хотя осевшее густым осадком зелье и испортило благородный вкус, но дело свое сделало. Только успев сглотнуть мерзкую гущу, Вик почувствовал, как мысли его перестают жаться по углам в холодеющей оторопи, а начинают литься гладко и спокойно.
И тут же мозаика сложилась…
Осколки воспоминаний, фрагменты того, что он увидел по прибытии, кое-какие собственные, неясные до этого мгновения, ощущения, сложились в целостную картину происходящего:
– Это не болезнь, обычная человеческая, да? Это опять магия того чернокнижника, что убил маму? – Спросил Вик Архимага.
– Да… – Сокрушенно ответил тот.
– Почему ты не уберег его?! – Все чувства Виктора, обуревавшие его в эту минуту: горе и страх, отчаяние и паника, были готовы вылиться в злость на Архимага, и возложить всю вину за случившееся на него.
– Даа! В этот раз я не смог! – Воскликнул тот, и принц почувствовал, что боль терзает его не в меньшей, а может даже, и в гораздо большей степени, чем самого Вика, помножаясь на чувство вины и невозможность изменить прошлое.
Это неподдельное горе, прозвучавшее в голосе Владиуса, немного охладило злобу, разгоревшуюся внутри Вика, и заставило его более трезво смотреть на вещи.
А
