Преосвященство внезапно нахлынули грустные воспоминания. Он сошел с тропинки и присел на трухлявый пень, сиротливо торчавший на краю поляны. Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, Иоганнес вытащил из ножен на поясе золотой кинжал и принялся в очередной раз его разглядывать. Сей ценный предмет являлся одушевленным магическим артефактом и однажды сам выбрал ссыльного монаха своим хранителем. Подняв кинжал на уровень глаз, Иоганнес посмотрел на маленькое отверстие в рукоятке. «Так я и не понял, зачем нужна эта прорезь, – принялся размышлять епископ. – Шнурок в нее протянуть – затея неудачная. Повесишь потом кинжал на шею, а ножны, глядишь, и соскочат. Непонятно». Поддавшись вернувшемуся игривому настрою, Иоганнес поднес рукоятку волшебного артефакта к губам. Дуя в дырочку, он попытался насвистеть мелодию известной фривольной песенки.
Внезапно кинжал в руках епископа затрясся мелкой дрожью. Из отверстия в рукоятке вылетел рой крохотных сияющих золотом жучков с острыми, как иглы, жалами. Рассерженно гудя, опасные создания закружились перед лицом опешившего монаха.
– Ой! – тихо произнес тот.
Ему показалось, что при звуках голоса жало у ближайшего к нему светящегося жука немного уменьшилось.
– Ой-ой-ой! – чуть громче произнес испуганный инок.
Насекомые замерли на месте, быстро махая крылышками, и как будто прислушиваясь. Их острые жала сделались меньше. И тогда епископ запел дрожащим голосом:
Я стану, стану великим магом,
И всех я превзойду.
А Розу, коварно меня предавшую,
Найду, удивлю, обниму?!
Достигну славы огромной я,
И все склонятся пред мной.
Второго такого в мире нет,
Ведь я живой святой…
Постепенно, под звуки голоса монаха, игловидные жала у золотых жуков уменьшились в размерах, а потом и вовсе исчезли. Их сверкающие тельца стали миниатюрнее, а крылышки, наоборот, выросли. Опасные создания прямо на глазах превратились в симпатичных золотистых мотыльков. Сияющие бабочки грациозно закружились над головой застывшего на пне Иоганнеса, а затем соединились в порхающую гирлянду. «Живой святой» заворожено следил за их чудесным превращением. Он затянул свою коротенькую песенку во второй раз. Крохотные мотыльки вытянулись в длинную сияющую цепочку. То отлетая, то снова возвращаясь к лицу епископа, они как будто манили Иоганнеса за собой. Монах поднялся с пня, и, не сводя глаз с парившей в воздухе вереницы золотых бабочек, двинулся в неизвестность. Многократно ныряя вслед за мотыльками в, казалось, непроходимые заросли кустарников, епископ потерял счет времени. Пару раз он пробовал было остановиться. Но золотые светлячки тут же возвращались. Их становившийся угрожающим полет, а также появление острых жал подавляли краткие всплески строптивости у монаха. Помолившись святому Аполлинарию и положившись на судьбу, Иоганнес продолжал путь.
Окружающий
