свои внутренние противоречия. Дорога ненависти, отчаяния, зависти всегда казалась ему слишком бесплодной, чтобы идти по ней. Ему удавалось миновать и дорогу ревности – но только до того дня, когда он получил сообщение о том, что «вдова» графиня де Пейрак с радостью вступила в брак с беспутным красавцем-маркизом дю Плесси-Бельером. Тогда он еще смог пережить разочарование! По крайней мере, он так думал.
Рана, конечно, была более глубокой, из тех нехороших ран, которые быстро закрываются, но ткань под ними или гноится, или отмирает. Про раны ему все объяснил его друг – арабский врач Абд эль-Мешрат, когда лечил его ногу; он заставлял зияющую рану держать открытой до тех пор, пока всё – нервы, мускулы, сухожилия – не вернется в норму и не начнет выполнять свои определенные природой функции.
Как бы то ни было, но он страдает из-за женщины, которой больше не существует, которая не может возродиться.
И тут, глядя на море, он вновь подумал о бездонных зеленых глазах и в сердцах захлопнул деревянную крышку порта.
Мавр Абдулла в ожидании стоял за его спиной, готовый потушить фонарь.
– Нет, пойдем дальше, – сказал он ему.
И, подняв крышку сходного люка на полу батареи, он спустился вслед за мавром в следующий колодец темноты. Но все это было настолько привычно ему, что не отвлекало от его мыслей.
Как ни старался, он все-таки не смог в это утро уйти от наваждения – Анжелики. Впрочем, отчасти из-за нее он спускался сейчас в самую глубину трюма.
Раздражение, злость, растерянность – он и сам не знал, какое чувство преобладало сейчас в нем. Но – увы! – только не безразличие! Словно в тех чувствах, которые пробудила в нем женщина, пятнадцать лет назад переставшая быть его женой и предавшая его за эти годы всеми возможными способами, не было ничего сложного, словно это было просто желание!
Почему она так странно, так неожиданно для него рванула свой корсаж и показала ему плечо, клейменное цветком лилии?
Но его заворожил не столько вид этого позорного клейма, сколько величественная красота ее спины. Он, утонченный эстет, знающий толк в женской красоте, был ослеплен ею.
Тогда, прежде, ее спина не была так прекрасна, Анжелика еще только-только избавлялась от девичьей хрупкости. Когда он женился на ней, ей было всего семнадцать лет. Теперь он вспоминал, как, лаская ее юное невинное тело, он думал иногда о той красоте Анжелики, которая придет с годами, с материнством и с почитанием, от которых она бы расцвела.
И вот не он, а другие привели ее к этому расцвету, к этому совершенству. Во всей своей красе она предстала перед ним в минуту, когда он меньше всего ожидал этого. Освобожденное от мрачных, плохо сшитых одежд, ее открывшееся его взгляду тело неумолимо вызывало в памяти статуи богини плодородия, какие часто можно увидеть на островах Средиземного моря. Сколько раз он любовался ими, говоря себе, что – увы! –
