но Николаю Александровичу показалось странно, что так подозрительно часто и в самых разных местах встречает он в последнее время эту грациозную девушку. И всегда она улыбалась ему одинаково: призывно, кокетливо и радостно.
– «Знаешь кто эта барышня, что поздоровалась сейчас со мною? Кшесинская молодая, младшая из балетной династии; сколько я себя помню, они всегда танцевали на императорской сцене».
Наследник посмотрел вслед девушкам. Те в очередной раз оглянулись и одновременно рассмеялись.
Ксения отметила, что та же самая улыбка, какою одарила ее брата балетная танцовщица почти зеркально отразилась теперь на его лице.
– «Которая же из них твоя Кшесинская?» – Ксения выглянула из-за ограды.
– «Моя? – он засмеялся. – Та, что с пелериной и пониже ростом… как раз сейчас машет нам рукою. Но почему моя? Боюсь, ты желаемое выдаешь за действительное, – вслед за сестрой он выглянул сквозь решетку. – С моей стороны как раз ничего и не было, – по крайней мере, специального внимания я ей не уделял. Ну, если и было, то так, мимоходом. После выпускного концерта мы сидели рядом за столом, поскольку маленькая Кшесинская особенно приглянулась папа. Ему понравилось как она танцевала, и он усадил ее рядом с собою. Меня он даже не спрашивал – велел сесть рядом и приказал не флиртовать, словно только это и было у меня на уме. Постой!.. Кшесинская, Кшесинская… а зовут ее… такое громоздкое имя. Да, Матильда. Матильда Феликсовна. Дочь Феликса Кшесинского, того, что обучает мазурке. В общем, главного по мазурке».
– «Она понравилась только папа? точно?.. А тебе нет? – Ксения лукаво взглянула на брата, – однако громкое имечко. И не польское. Я бы сказала, французское. Впрочем, у артистов приняты громкие имена, – Ксения усмехнулась, – родители явно думали о сценической карьере для дочери. Её отец поляк?
– «Ну да, Кшесинский. Кстати, по-моему, она хорошенькая, как тебе?» – Ники рассеянно поглядел в небо, синевшее сквозь голые кроны деревьев. Ксения с хитроватой улыбкой взглянула на брата.
– Мне показалось, что эта хорошенькая с тобой заигрывала. Может быть ты и не собирался ее в себя влюблять, да только уж она без твоего ведома взяла и влюбилась».
Николай Александрович, одновременно подняв плечи и брови, шумно выдохнул.
– «Слушай, вот отчего они все в меня влюбляются? Не знаю… не давал ни малейшего повода – напротив, был холоден и угрюм. И неприступен… как Печорин».
Сестра засмеялась.
– «Опять на себя наговариваешь. Только учти, что от этой твоей холодности они еще больше в тебя влюбляются. Помнишь – чем меньше женщину мы любим…»
– «Может быть ты и права… – Николай Александрович усмехнулся, – вообще, там было так много полураздетых барышень… то есть полуодетых… у меня прямо глаза разбежались. И знаешь, по-моему, все они были не прочь
