оборачиваясь), Ники долго не мог забыть ее странно настороженного и одновременно доверчивого взгляда. Бывая в Петергофе, он первым делом бежал взглянуть на ту детскую надпись. Стекло на удивление уцелело – и соединенные их имена, вырезанные так давно, что, казалось происходило это в какой-то другой, прошлой жизни, по-прежнему приятно волновали Николая Александровича. Он всегда улыбался, глядя на то окно и воображая неровные детские буковки, нацарапанные ее маленькой рукой. Милый автограф, оставленный для него милой Аликс. Эта надпись словно связала их двоих, будучи подтверждением действительного существования Аликс в нынешнем, ином, взрослом мире. Короткое, словно из детской сказки имя звучало так волшебно, так многообещающе… Впрочем, все, что касалось Аликс, было наполнено волнующей радостной тайной.
Из хорошенькой куколки с золотистыми локонами, удерживаемыми ободком атласной голубой ленты она превратилась в стройную вполне взрослую девушку. И по-прежнему очаровательна… Сразу же после ее отъезда он вклеил карточку на первую страницу дневника и теперь ежевечерне встречался с тревожным, слегка укоризненным странно отрешенным взглядом. Шоколадного цвета фоточка: неожиданно повзрослевшие, но все так же настороженные глаза; все те же маленькие ножки в узких лаковых туфельках. Белокурые вьющиеся волосы причесаны как бы на греческий манер – приподняты и сколоты на затылке. Выбившиеся из прически завитки лишний раз подчеркивают сладостную линию шеи. Как она мила! Милая Аликс! Каждый вечер он любовался ею, воображая рядом с собой, мысленно вызывая в Петербург из ее далекого нежного и непонятного мира, казавшегося ему таким особенным и важным (гораздо интереснее и важнее чем его собственный). Ему представлялось, что она ведет какую-то свою блестящую и возвышенную жизнь, абсолютно непохожую на ту грубоватую простую действительность в какой существовал теперь он сам. И почему-то чаще всего он представлял ее на садовой скамье – вот она склонилась над книгой, машинально смахивает нежными пальчиками букашку с нагретой солнцем страницы…
Может быть потому что Николай Александрович давно не видался с Аликс, она не оживала, не напоминала о себе ощущениями, звуками, красками, предпочитая оставаться идеальной и бесплотной фотографической моделью.
И по-прежнему она была самым притягательным на свете женским существом.
– «Не просто мила! – Un bijou!14 Красавица, ослепительная красавица!» Повзрослев, стала еще красивее…
С рассеянной нежностью он гладил фотографическое изображение. – Милая, милая Аликс!»
…Тогда, во второй ее приезд в Петербург, он совсем потерял голову —настолько, что вскоре после отъезда принцессы попробовал было завести с отцом осторожный разговор о давнишней своей мечте жениться на Аликс Гессенской.
Государь внимательно выслушал, внимательно взглянул – и тут же свел начатый разговор к шутке, заметив, между прочим, что опасается гнева королевы
прелесть (франц.)
