а вслед за ним и мать, ещё в двенадцатилетнем возрасте сообщили своему единственному сыну, что тот – попросту чертёнок, давно заложенный в соседнем ломбарде, Акош только рассмеялся в ответ и пошёл играть в карты с приятелями. Однако прошли годы и настал момент, когда истинность их слов стала слишком очевидной. Как-то раз Липот, его новый деловой партнёр, чья пропитанная скверной репутация отпугивала дружков Акоша, провёл его в подвал под своей лавкой. Содрогаясь, Акош вспомнил, как Липот предложил ему, бывшему к тому же навеселе, пройти колдовской обряд. Акош всегда уважал нечисть и считал себя её верным слугой; ещё учась в школе, он многократно участвовал в различных сатанинских ритуалах, считавшихся в его кругу более чем подобающим случаем для того, чтобы завязать удачное знакомство и укрепить существующую дружбу. Однако зрелище, представшее его взору в ту мрачную ночь, было чем-то исключительным. Спустившись по ветхой деревянной лестнице, они оказались в просторной, но сильно захламленной, комнате. Её единственное освещение составляла маломощная, то и дело мерцающая, лампочка без абажура, свисавшая с потолка. Вскоре Акош с удивлением обнаружил, что потемневшая от времени лавка, на которую он присел, имеет прикреплённые ручные кандалы. Он сразу понял, что это зловещее приспособление использовалось для порки. Помутившемуся от алкоголя взгляду молодого «уличного коммерсанта», как они порой себя называли, открылись многочисленные бурые пятна, почти наверняка кровавые.
– Ей полтора века, – с усмешкой, принудившей его гостя побледнеть, сказал хозяин. – Австрийцы шомполами пороли на ней революционеров.
Акоша было не так легко запугать.
– Да некоторые пятна совсем свежие. Что ты мне сказки рассказываешь… – Он умолк, столкнувшись с весьма выразительным взглядом Липота; помолчав мгновение, Акош махнул рукой и рассмеялся. Осмотревшись по сторонам, он увидел разнообразные орудия пыток и убийства, некоторые – весьма причудливого внешнего вида. В дальнем углу виднелось подобие решетчатого железного шкафа, стены которого были усеяны длинными смертоносными шипами. То была печально известная «железная дева», бесчеловечное изобретение Средних веков.
Демонстрируя бесстрашие, Акош широко, хоть и натянуто, улыбнулся.
– Серьёзная вещь! Откуда?
Липот мерзостно захихикал в ответ.
– Бавария, семнадцатый век. Подойди сюда, парень. – Сам не зная, почему, Акош повиновался. Когда он приблизился, старик показал ему массивную книгу в кожаном переплёте, наверняка очень старую, если она, конечно, не была подделкой.
– Читай! Показания Ханны Шмидт, умершей в этой самой клетке почти триста лет назад.
Акош не очень хорошо знал немецкий, так как никогда, особенно на школьных уроках, не отличался прилежанием. Тем более что витиевато построенные фразы и предложения отличались излишней сложностью,
