который его сопровождал во всех поездках, быстрее запрячь Гнедого. Василий даже не удивился. Такие внезапные поездки были не диковинкой.
Через десять минут санки стояли у крыльца, а Болеслав Павлович, застегивая одной рукой шубу, а другой придерживая небольшой саквояж, с которым он обычно ездил по уезду, вновь забежал в столовую, поцеловал свою Марусю и, взяв у Даши приготовленный ею узелок с какими-то продуктами, уже в прихожей повторял ей свои наставления:
– Даша, вы уж тут смотрите. Если что, так из Судиславля Викентия Юрьевича привезите, я проездом предупрежу его. Деньги-то у вас на хозяйство есть? Вот черт меня дернул этот четвертной-то истратить, пригодился бы. Себе-то я в Судиславле раздобуду, а вот как вы тут. Займите у Юсупова, он даст. Ну да я на вас надеюсь. Вы ведь мастер по хозяйственным делам. Детишек поцелуйте. Машу успокаивайте. Я вернусь скоро. До свиданья! – кричал он уже из саней.
– С богом! – задумчиво промолвила Даша и пошла в комнаты.
В столовой было очень тихо. Мария Александровна уже совсем взяла себя в руки, она перестала плакать и лишь время от времени подносила платок к губам и пристально смотрела на голубые огоньки, выбивавшиеся из-под догорающих углей. От ужина она отказалась. Даша ушла к себе. Ее беспокоила не только подруга, но и мысль о том, как скрыть происшедшее от отчима. Пал Палыч знал Александра Павловича Шипова чуть ли не с детства, очень любил его, и известие о его смерти могло сильно повлиять на старого фельдшера, а он и так в последнее время очень ослабел. Бодрился, правда, но ведь Пал Палычу было около восьмидесяти.
Беспокоило ее и то, что в доме у Пигуты, который она привыкла считать как бы своим, было все время так плохо с деньгами.
Вот и сейчас до жалования еще больше недели, а денег в доме ни копейки. Да и Юсупову должны. Атут еще вот эта поездка, сколько денег уйдет, да и праздники скоро…
***
Пока Болеслав Павлович, используя всю свою энергию и все доступные по тому времени средства передвижения, спешит на похороны тестя в Петербург, посмотрим, как он прожил эти семь лет, прошедшие с момента женитьбы.
Мария Александровна, как мы знаем, была всецело поглощена заботами о семье, она почти безвылазно жила в Рябково и все ее время проходило около детей и в домашнем хозяйстве, которое благодаря изворотливости и умению Даши им удавалось содержать более или менее удовлетворительно.
Болеслав Павлович вел другой образ жизни. Нельзя сказать, что он не думал о жене и детях или что он не заботился о них. Нет, он их любил искренне и сердечно, по-своему и заботился, но делал это как-то сумбурно, беспорядочно и довольно бестолково.
Его служба сразу же с первых дней поставила его в такие условия, в которых он поневоле оторвался от семьи. Он мог видеть детей и жену только урывками, ласкать их только «на ходу», и хотя в эти периоды его ласки были нежны, искренни, горячи, они были какими-то «временными», и это очень огорчало Марию Александровну. Большая часть его времени проходила вне семьи и, если он постепенно привык к этому
