Павлович по вечерам теперь совсем перестал бывать дома. Почти все свободное время он проводил или в Судиславле, у Соколовых, где жили его дочери, или за игрой в карты у соседей-помещиков.
Марию Александровну одиночество вначале угнетало, потом она свыклась и отдала все свое внимание и любовь школе. Было ей тогда около 40 лет.
Именно потому Рябковская народная школа, несмотря на небольшие размеры, стала одной из лучших в губернии и ее на всяких учительских съездах, устраиваемых иногда окружным инспектором, постоянно хвалили.
И все же грустно бывало зимними вечерами в Рябково. Где-то в большой столовой звучала тихая музыка – это Мария Александровна, закончив работу над тетрадями, музицировала. Мелодии Мендельсона, Грига, Шопена и Шуберта, Глинки и Чайковского печально звучали в тишине пустой квартиры.
Даша обычно сидела в «бабушкином кресле», что-нибудь вязала или штопала. Иногда обе подруги сидели за столом и перечитывали полученные от детей письма; корявые и грязноватые строчки, написанные Микой и Ниной, или ровные, аккуратные, содержащие уже зрелые мысли строки Елены. Шестнадцатилетняя Лёля была не по годам рассудительна, чрезвычайно увлеченная только собой, какая-то оторванная от нужд и интересов всей семьи. Это очень огорчало Марию Александровну. Даже Лёлина любовь к Мите, перенесенная на него после смерти Володи, бывшего ее самым большим другом в семье. Какая-то странная любовь! Она требовала от младшего брата беспрекословного повиновения и поклонения себе и вообще почему-то стала считать себя самой главной и важной в семье. А так как другие дети, особенно Нина, этого признавать не хотели, то между ними возникла холодность, которая тоже тревожила Марию Александровну.
Изредка в опустевшей квартире появлялись гости. Николай Иванович Соколов
– учитель арифметики в Рябковской школе и фельдшер Надя, работавшая в Адищевском фельдшерском пункте, кажется, готовая стать его женой.
Молодежь приносила с собой как бы свежий воздух в застоявшееся безмолвие квартиры, напоминая о минувшем своими счастливыми улыбками, а иногда и кое-какие книжки, которые не очень-то поощрялись полицией, – произведения Чернышевского, Герцена, Добролюбова.
После их чтения обычно завязывались оживленные разговоры, разгорались споры, затягивавшиеся иногда до полуночи. Такие вечера запоминались, хоть и бывали не так уж часто.
Еще более редкими были появления Болеслава Павловича, и хоть в тайне молча ждали обе подруги, его наезды никому удовольствия и радости не приносили. Он уже не мог держаться так непринужденно и оживленно, как это бывало раньше. Едва поздоровавшись, удалялся в свой кабинет, там ждала корреспонденция, просматривая ее и не торопясь на приглашения к ужину. И в столовой односложно, словно вынужденно, отвечал на вопросы. Сам же ни о чем и не спрашивал. Даша в такие вечера уходила в свою комнату, а Мария Александровна, хоть и оставалась в столовой и пыталась завести сердечный разговор, но не получалось. Все чаще редкие встречи супругов
