и просто озорством. Заводилой, хоть и по подсказке матери, была Нина. В 1898 году Нина закончила пятый класс Судиславльской гимназии; в свои пятнадцать лет она была невысокой, упитанной, вполне сформировавшейся, очень живой и подвижной девушкой с общительным характером, всегда готовая к какой-нибудь проказе, шалости или озорству. Не избегала Нина и таких дел, которые требовали серьёзного труда и несвойственной ей усидчивости.
Старшая сестра Лёля была полной противоположностью младшей. Прошло два года, как она окончила гимназию, побывала в гостях у своей тетки Полины в Италии, и пока еще не решила, что делать дальше. Лёля была высокой, худой, чопорной, замкнутой в себе. Пребывание ее за границей у богатых родственников, по мнению Марии Александровны, не пошло ей на пользу, а, наоборот, испортило дочь. Увидев, вкусив жизнь в праздности и развлечениях, какую вела жена дипломата тетя Полина, Лёля прониклась завистью и обидой на своих родителей, не сумевших создать такую жизнь и ей.
Ни к какой работе ее не тянуло: папиными больными оно брезговала, пробовала помочь маме, пробыла несколько дней в школе среди деревенских ребятишек, не всегда хорошо вымытых, грязновато и бедно одетых, и почувствовала отвращение и к этому делу. После возвращения в Петербург жила она в семье Рагозиных
– мужа тети Полины, пытаясь поступить в консерваторию. Итальянские музыканты находили у нее недурной голос. Но пока тоже ничего не получалось. Теплыми летними вечерами, когда вся молодежь после чая собиралась на веранде, с увлечением читала вслух новые произведения Куприна, Чехова, Толстова, Короленко и Горького, а потом до хрипоты спорила о прочитанном, Лёля сидела где-нибудь одна и читала какой-нибудь душещипательный французский роман. Она почти не принимала участия во всех веселых играх и забавах.
В эти летние месяцы сама Мария Александровна преображалась, к ней как будто возвращалась молодость. И если тетя Даша, как ее звали все – и свои, и чужие, была вечно занята или изобретением какого-нибудь диковинного блюда, или штопкой и починкой чьего-нибудь платья, а то и штанов, то Мария Александровна была организатором всякого рода забав и развлечений. То готовила спектакль, переделывая в пьесы какое-нибудь произведение Гоголя или рассказы Чехова, проводила репетиции, вместе с Дашей шила костюмы. То подбивала молодежь на проведение музыкального концерта, собиралась вместе с ними к поездке в лес. Одним словом, заняты были все. В доме было весело и шумно.
Даже Болеслав Павлович в такие периоды почти не отлучался. Иногда он приглашал «мужчин» на охоту, и это встречалось с радостью. Сборы бывали шумными и веселыми, а возвращение еще более. Рассказам о происшествиях на охоте не было конца, и, хотя добычей не многие юные охотники могли похвастать, в восторге были все. Правда, на другой день большинство из «мужчин» ходили со стертыми ногами, но все равно чувствовали себя героями. Особенно полюбил охоту и на этой почве очень сблизился с отцом Митя.
Ему уже минуло шестнадцать,
