не было, и я невольно порадовался этому дразнящему факту, ведь к тому времени меня стало тревожить постоянное окружение этого запрета, словно в этой золотой эмблеме выражалась очередная моя упущенная возможность.
Ты что-то читала, а я говорил со Скороходовым, передвигая на тебя сдержанный взгляд с маниакальной периодичностью.
– Фамилия у вас интересная, – наконец заговорил я с тобой после затянувшейся паузы, когда Скороходов склонил к окошку седую голову, поддавшись приятным уговорам дорожного сна.
Сначала ты просто улыбнулась, нервно поправив затемняющий видимость локон; я оценил это и замолчал. Мне захотелось втиснуться в фантазию Скороходова, и я закрыл глаза.
– Почему? – внезапно спросила ты, и мои веки торжественно подскочили.
– В ней есть какое-то ложное заверение, – ответил я, неестественно зевнув. – Словно она указывает на противоречивость своего носителя.
– Почему же ложное? И откуда вы взяли противоречивость? – Ты улыбнулась, думая, видимо, что я умничаю. – Или у вас шестое чувство обострилось?
– Все проще. Дело во внутричерепных каналах: хочешь не хочешь – а все мысли улетают к другому человеку, который уже давно живет в твоей голове под такой же фамилией.
– Господи, вы всегда так говорите? – по-детски рассмеялась ты (а Скороходов, приоткрыв сухие глаза, даже дернулся, но сон его сразу же засосал обратно).
Я улыбнулся: твой смех был очень милым.
– Как же здесь душно. – Ты стала размахивать книгой как веером, повернувшись к ускользающему пейзажу окошка.
– Вы стихи пишите? – резко перекинув взгляд на меня, спросила ты.
– Да, но… – окаменел я на секунду, – я не поэт.
– Прочтите что-нибудь. – В голосе не было задора, была искренняя и непонятная мольба.
– Может, лучше – я вам свой роман дам почитать.
– Роман – позже. А сейчас – стихи.
И тут я решился на подлый ход: звонким шепотом, чтобы не тревожить Скороходова, я стал читать первое, что пришло в мою затуманенную голову (сохраняю здесь лишь отрывок, хотя тогда я выдал тебе полный вариант).
Свиданий наших каждое мгновенье,
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье,
Через ступень сбегала и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла…
Я обреченно сглотнул и стал ждать унизительной расправы. Но ты смотрела на меня самым спокойным и преданным взглядом на свете. Я покраснел от стыда: теперь я будто не имел права сознаться в плагиате и свести свою маленькую ложь к невнятной шутке.
– Сколько
