Нет, – это одиночная камера в супружеской тюрьме.
Признаюсь, найти дневник было нелегко; я не понимал, где можно было спрятать незаметно более тридцати толстых тетрадей. Но я нашел.
Какой же изощренной наглостью нужно обладать, чтобы благополучно спрятать все свои тайны в доме моих родителей? Более того – в комнате моего детства! Обнаружил я это дождливой ночью, когда отец мой недомогал и мать попросила меня приехать и остаться, потому что она дико переживала. (Слава богу – он поправился легко и быстро, как подросток). Но в ту ночь я почти не спал, – причиной моего ненасытного бодрствования стали тетради, бесцеремонно распиханные по всем выдвижным ящикам моей комнаты. Когда ты успела – не знаю. Могу предположить, что во время ремонта, когда ты помогала матери красить стены без меня (тогда, наверное, ты перевезла туда все собрание сочинений, а новые поступления были результатом твоих одиночных захаживаний к свекрови). Моя комната была напичкана твоей жизнью. Представляю, какое зловещее удовольствие ты от этого испытывала: хороший тайник утверждается тупой дальнозоркостью искателя.
И я стал читать. Все по порядку: начиная с самого первого извлечения, когда ты потратила тетрадный лист на безобидный конфликт с одногруппницей (тогда тебе было двадцать лет), хотя, – учитывая качество наивных умозаключений того периода, – правильнее было бы сказать, что ты им просто подтерлась… Прости, Ева, я понимаю, шутка вышла дурновкусной, но я не удержался. Но с гордостью сразу же добавлю: с годами письмо твое бесспорно расцвело.
Здесь я буду приводить самые сочные выдержки, украденные из твоей одиночной камеры. Настоящую главу я разбавляю твоей записью о том самом дне, когда судьба элегантно подтолкнула меня к тебе своим костлявым локтем.
У меня месячные. Я уже измучилась вся. От этого дискомфорта я раздражаюсь по любому поводу. Еще и эта конференция. В аудитории одна гадкая муха не давала мне покоя, кружила вокруг меня, издевалась надо мной. /…/
Эта жара. Эта липкость. А потом еще и этот поезд. Я чувствовала, как от меня несет потом. Хорошо, что терпеть пришлось недолго.
Как же я соскучилась по родителям. Господи, как они постарели. Отец прослезился, когда обнял меня. Мы хорошо проведем время. /…/
Сегодня познакомилась с Дементьевым. Старый маразматик гордится им. Думаю, он хочет свести нас. Андрей Алексеевич. В литературных кругах он, похоже, известен. Хотя молоденький. Он прочел мне свое стихотворение, потрясающее стихотворение. Мне даже захотелось его поцеловать.
Я должна прочесть его роман.
Скороходов сообщил мне, что ты сошла раньше, в своем родном городе, где жили твои родители: ты планировала провести с ними остаток лета. Я почувствовал глупую невосполнимость от твоего тихого исчезновения. Сердце залило сиропом, а мысль понеслась сооружать сахарный домик для двоих. Ева, ты хорошенько ударилась в меня… И я вдруг прервал в сознании все прежде значимые «поиски предназначения» и «высшие цели». Мне
