переглянулись, покачали головами. Но – что делать? Смерть всегда нехороша… А потому вынесли они тело Колобова, вывели из подвала лилипутов и «бородатую» Ариадну; довели до посёлка…
*
Год спустя весна в Петербурге выдалась совсем ранняя. И хотя задувал ещё с Невы колючий ветер, солнце блистало вовсю. И сердце Христофора Александровича гоняло кровь в такт серенаде Смита из «Пертской красавицы».
– Кабы не Олонецкий, с его глупым пари и не менее глупой дуэлью… – отставной ротмистр посмотрел на доску, двинул пешку вперёд.
– Ну да, – согласился отставной же поручик, кивая заметно поседевшей головой. – Разве дано нам знать: где найдёшь?.. Ты с меня, кстати, пяток лет… тоже… качни… Шаг вам, сударь!
– Это ещё не шаг. Это – шажок. А Мария не сердится, что ты всякий день у меня?
– А что ей сердиться? Она ж знает: у нас business. Хорошо: не знает – с чем связан…
– Точнее: с кем! – заметил Скобелев.
Друзья расхохотались.
А дело их, расцветавшее день ото дня, заключалось в том, что откачивали они из светских красавиц лишние (по их мнению) годы. И возвращали молодость, дабы те могли вновь «блистать». Замыслилось оное предприятие ещё в «полуссылке», как именовали они своё пребывание в Новоенисейске. И поэтому, когда дела об их дуэлях были засунуты глубоко под сукно, – они тут же вернулись, прихватив с собой записки Петерсона и его семиаршинный (в два этажа) аппарат. А по возвращении подали рапорта об отставке.
Христич испросил руки Марии Кох (на что получил ответ благосклонный), а Скобелев купил на заливе большой дом, где и оборудовал свою лабораторию. Что позволило приятелям немедля начать своё дело. Ведь вышло, что «временные наганы» можно использовать и для обратного процесса!
– Он применял их для смерти, а мы – для жизни. – Христич откинулся в кресле, взял с доски своего короля. – И – заметь! – игры у нас нынче совсем другие!
– Всему своё время, – философически заметил на это Скобелев.– Всему своё время, брат. – Он покосился на реторту с пузырящимся временем. – И его у нас теперь – хоть отбавляй!
Я вернусь
А снег всё шёл, шёл и шёл… И если вчера он только застенчиво целовал редкие незамёрзшие лужи, то сегодня с утра осмелел – запорхал стайками и принялся засыпать усадьбу рождественской ватой. Всюду лежал он теперь, растворяя мир в бледной бесплотной нежности – на колючем кустарнике, оплетающем дом, на огромных серых камнях, затейливо разбросанных по парку, и на соснах – пуховиком расстилаясь между стволов. Чудо! Истинное чудо! Так и мнилось: выйдет сейчас на поляну сказочный дед и…
– Вот предстанет пред нами Морозко в своей красной шубе, стукнет волшебным посохом и скажет: загадывайте желание! Что загадаешь? – с нарочитой важностью проговорил он.
– Ой, не знаю, – Загадочные смешинки взлетели из потаённой зелени глаз.– Но мигом придумаю!..– Она сощурилась.– Нет!..
