не знал, кто такая «валькирия». Я знал другое: когда белобрысый шутит – дела плохи. И значит нам долго не продержаться, так как нас просто растопчут. Так же, видимо, думал и Квидер.
– Лена, вызывай полицию! – прокричал он.
– Я фонос потеряла! – услышал я.
– Так беги!
– Держи мой! – Пит ухитрился передать ей аппарат.
Я заскрежетал зубами (не место ей здесь!), а Ленка, отбежав за наши спины, принялась судорожно набирать номер.
– Пит! Пит! – выкрикнула она вдруг.– Тут твоя мама звонит. Что? – она поднесла фонос к уху; картинка, едва видимым миражом, трепетала в воздухе, – Пит! – в голосе Лены зазвучал ужас.– Они подожгли дом твоих родителей! Ой!
Камень, брошенный со стены, попал ей в колено. Ленка упала, схватилась за ногу, выронила аппарат. И тогда случилось то, что должно было случиться. Роковая цепочка срослась воедино: внешние раздражители – гормоны – модифицирующий ген и – метаморфоза! Произошло то, что в учебнике мудрёно и туманно именовалось «атавитарной регенерацией».
За спиной Пита распахнулись широкие кожистые крылья. С громким хлопком они сомкнулись над его головой; взметнув клочья снега, опустились… И он взлетел в воздух. Я разглядел, как изменился его облик. Руки и лицо покрыла зелёная чешуя, на затылке вырос сверкающий в закате рубиновый гребень.
Всё произошло мгновенно. Легко взмыв над стенами, он обрушил на наших врагов сноп огня. Толпа отпрянула, многие закорчились от ожогов. Остальные бросились наутёк. А дракон, сделав над полем битвы пару кругов, помчался прочь, словно раздвигая крыльями наступающий сумрак.
Я не заметил, как опустилось за горизонт солнце и взошла луна. Наверное, мы долго не могли опомниться. В свете одинокого фонаря я увидел, что Квидер стоит на груде битых кирпичей и бессмысленно смотрит в пространство; Лена, обернув ноги разорванной юбкой, сидит на земле и грязными окровавленными ладонями растирает по щекам слёзы.
Становилось холодно. Я подошёл, укрыл Лену своей курткой.
Где сейчас находился Пит? Спас ли он родителей? Спасся ли сам? Я задрал голову и посмотрел вверх. Мне отчего-то подумалось, что я смогу увидеть своего друга, летящим на фоне луны – как на картинке, где на фоне жёлтого диска летит на помеле ведьма.
Но ни черта я не увидел. Потому что со стороны реки на город наползала тяжёлая рваная мгла.
Всему своё время
Тоска кромешная, беспросветная. Ни общества, ни развлечений! Дамы – только полусвета, театр… Ох-хо-хо… Глупо вышло, глупо! Пропал ни за понюшку табака! И всё через Олонецкого клятого! Эх, твою артиллерию! – как говаривают гарнизонные. Одна потеха и осталась – с Христичем в преферанс.
Скобелев встал с кушетки, потянулся, подошёл к прокопченному свечкой окну. В Петербурге уже весна – деревья в цвету, а тут лёд по рекам. И лёд – чтоб ему пусто! – не голубой, прозрачный, отражающий
