раньше поверки делались
в бараках и палатках, то теперь нас после десятичасового рабо-
чего дня поздним вечером по звону рельса созывали во двор.
Уставшие и голодные, мы еле выползали на эту длинную, изнури-
тельную процедуру, которую не отменяли нередкий семидесяти-
градусный мороз или сумасшедшая метель.
Построит нас лагерное начальство и начинает выкликать фами-
лии. А их почти тысяча. И каждый должен в ответ чётко назваться,
выкрикнуть свою статью и срок. Продолжалось это часа по два.
Но только разойдутся лагерники и улягутся, – как снова их зо-
вёт рельс: малограмотная охрана запуталась в своих талмудах.
Что-то у них там не сошлось. И процедура проверки повторяется.
Порой эти мучения растягивались далеко за полночь. А подъём –
в пять…Некоторые на такой поверке умирали.
Но ещё делались попытки сохранить видимость сносных усло-
вий в лагерях. Был у нас организован кружок самодеятельности.
Руководил им какой-то народный артист. Само собой, из зеков.
Зрителей в клубе всегда собиралось много. На первых рядах на-
чальство с жёнами, за ними охранники, дальше – вольнонаём-
ные, «вольняшки». А на сцене – тощие, полуобморочные зеки с
неестественно длинными из-за худобы шеями что есть мочи тя-
нут песню о том, как весело и привольно живётся в нашей стране.
Да и как не тянуть, как не стараться, если артистов после концер-
та ждёт спасительный гонорар – двести дополнительных грам-
мов хлеба и рыбная котлета каждому.
Я не был мастак петь, а вот фокусы, каким меня фельдшер Ружен-
цев обучил, показывал. Я их сотни две знал. Спичечный коробок
словно сам собой поднимался у меня по руке. Носовой платок то
становился на угол, то ложился плашмя на стол. Монета провали-
валась сквозь стол в кружку.
Между прочим, как-то ещё до лагерей эти фокусы даже подвели
меня. Мы тогда с Маринкой стояли на квартире. В один из вече-
ров я под настроение кое-что из них показал хозяину с хозяйкой.
Сам глядел на меня с восхищением, а вот жена – подозрительно.
И вдруг тихо так говорит:
– Ты, Алёшка, колдун! Я тебя боюсь… Ты не обижайся, но, пожа-
луйста, ищи для себя другую квартиру…
И ушла ночевать к соседям.
На другой день мы с женой съехали.
…Осенью тридцать восьмого я впервые получил от Маринки
письмо и фото (его вскоре украли: Маринка у меня красивая).
К этому времени начальника Управления Мовсесяна сменил
Белоцерковский, а Белоцерковского – Шубин. Через месяц
и его арестовали вместе с женой. Я видел, как их водили на до-
прос:
